Саксофонист Олег Киреев — один из самых активных наших джазменов. Открытый самым разным направлениям, он одинаково убедителен как в мейнстриме, так и в этно-джазе.

Впрошлые годы основным его проектом был ансамбль «Экзотик Band», сегодня он все чаще выступает с традиционным джазовым квартетом. Совсем недавно вышел его совместный диск с американским саксофонистом Китом Джаворсом. Киреев — арт-директор клуба «Союз Композиторов», одной из главных на сегодняшний день джазовых площадок, предоставляющей возможность послушать как зарубежных звезд, так и молодых и пока малоизвестных исполнителей. Музыкант рассказал нашим читателям о своем последнем альбоме, о перспективах клуба, о своей работе за рубежом.

Stereo&Video: Олег, прежде всего, расскажи, пожалуйста, про альбом. Чем он знаменателен?

Олег Киреев: Альбом записан с одним из очень интересных американских пианистов, Китом Джаворсом, он приезжал сюда однажды. Дружба с ним завязалась где-то полтора года назад. Мы просто послушали музыку друг друга по интернету, нам обоим понравилось. А я как раз собирался в Америку, мы встретились, поиграли вместе, почувствовали, что очень хорошо друг друга понимаем, и решили продолжить сотрудничество. У него есть свой лейбл, он записывается с очень интересными музыкантами, с саксофонистом Крисом Поттером, например, и он предложил мне записать вместе альбом. Договорились, что на альбоме будет по три авторских композиции плюс два стандарта — «Stella by Starlight» и «On Green Dolphin Street». Продюсером выступил он, я — как сопродюсер, но всю основную работу в студии, дизайн он взял на себя. В мои обязанности входило донести этот диск до российского слушателя. Сам факт того, что американец заинтересовался сделать совместный альбом, очень приятен. Джаворс — романтичный музыкант, тонкий мелодист. Его композиции очень удачно переплелись с моими. Мы начали писать в апреле, сводить закончили в сентябре-октябре. Интересно, что нашего соотечественника, контрабасиста Борю Козлова, который живет в Америке, предложил на запись Джаворс, я с ним знаком не был, мы впервые встретились в студии, и он принес контрабас самого Чарльза Мингуса — этот инструмент и прозвучал на пластинке. А я предложил барабанщика Джея Стрикланда, который как-то выступал у нас. Почти вся запись заняла не больше четырех часов: мы начали в двенадцать, а вышли в четыре, а то и в полчетвертого, я до сих пор нахожусь под большим впечатлением.

S&V: Можно сказать, что мейнстрим — некая константа твоего творчества? Или ты периодически уходишь от него?

О.К.: Уходил и возвращался несколько раз. Сейчас опять — возврат. Хотя иногда возникают и смешения: недавно на фестивале «Джазовая провинция» в Оренбурге, в Уфе я использовал этнические мотивы, играл тему «Татарский танец». Мой этно-джазовый ансамбль сейчас не функционирует, прошел этот этап, на него я потратил восемь-девять лет. Самое главное — продукт, альбом «Mandala» — стал квинтэссенцией того, что мы делали. После него возникло понимание, что надо открывать что-то новое, а для этого нужны ресурсы и возможности, которых сейчас нет. Мы показали его в Америке, в Symphony Space, одном из престижнейших залов Нью-Йорка, съездили на фестиваль SXSW, где одновременно играют две тысячи команд, часть его посвящена world music. Американский лейбл, который переиздал «Mandala», в прошлом году прошел первый тур номинации на «Грэмми». Для российского музыканта это приятно. Сейчас к нам приезжает много гостей, и я стараюсь сотрудничать с ними: это и работа в клубе, и путешествия за рубежом. Много ездил по Польше, работал с продюсером Боженой Урыгой, благодаря ей восстановилась моя концертная деятельность в Польше, она очень много показывает русских музыкантов там и польских здесь. Большой тур состоялся в Англии. Идет активная жизнь. А почему мейнстрим? Потому что это все-таки основной язык. И хотя все вроде бы сказано до меня, я сам ощущаю, что мне еще хочется поиграть. Сейчас у меня был огромный тур по Америке, 16–18 концертов за месяц. В Калифорнии сыграл в одном из лучших клубов, Yoshi’s, с практически театральной сценой, отличной публикой. Много было концертов в Нью-Йорке, в клубе 55 Bar сыграли практически полуавангардную программу, несколько раз выступал в клубе Smoke с латиноамериканскими музыкантами. Так что процесс идет активно.

S&V: Ну а все-таки за пределами мейнстрима что-то планируется?

О.К.: Есть интересный проект на стыке классической музыки, world music и джаза. Мы его делаем с пианистами Басей Шульман, Димой Илугдиным, приглашаем Алексея Козлова. У нас «Болеро» вдруг может трансформироваться в какую-нибудь развернутую фантасмагорическую картину. А взамен «Экзотик Band» появился проект с авторской музыкой и исполнителями, которые могут иг-рать и world music, и фанк, и соул, вплоть до поп-джаза. В состав вошли Дима Илугдин — мы с ним вместе создали этот проект, 50% вещей его, 50% мои, у него очень красивая музыка, у нас не так много людей в стране, которые так тонко используют клавиши, как он, — басист Алексей Заволокин и барабанщик Дмитрий Власенко. Я назвал этот проект «Sky Music», это позитивная, энергичная музыка, в ней много фанка, джаз-рока.

S&V: Ты сказал, что возобновил поездки в Польшу. А как вообще начиналась твоя давняя связь с этой страной?

О.К.: Я впервые туда попал в последние годы существования Советского Союза, в 1988 я был в Варшаве на концерте Майлса Дэвиса и совершенно случайно поиграл с его ритм-секцией в клубе «Remont», не зная, кто они! И то ощущение грува, тот праздник до сих пор живет у меня в душе. Польша всегда была открыта, там джаз пользовался государственной поддержкой. На Запад тогда дорога для многих была закрыта, либо надо было совсем туда уезжать. В 90-е же годы здесь царила разруха, работы для джазовых музыкантов не было, а из Уфы можно было за пять долларов долететь до Львова и за доллар пятьдесят центов на электричке до Кракова! Тогда в Кракове уже существовало множество джазовых клубов, польская джазовая школа всегда считалась очень сильной. И сейчас я увидел, что ростки из того времени продолжают приносить плоды — теперь уже на деньги объединенной Европы. В городах с десятитысячным населением строятся потрясающие дворцы со «стейнвеями», с роскошной аппаратурой. В Польше я записал пластинку «Romantic». Она получила очень хорошие отзывы за океаном, и сейчас я с удовольствием даю ее слушать всем американцам. На ней много джазовых стандартов. Я начинал на улице, играл в клубах, правда, быстро сообразил, что долго так не протяну. Стал пытаться создать джаз-клуб и создал в итоге. Через год в моем заведении в Кракове уже было много туристов, играли многие варшавские музыканты. Интересный, насыщенный период, он продолжался года два-три. Потом вернулся в Уфу. Занялся тем, что стал открывать там клубы, потому что жить в вакууме было сложно. В городе существовали площадки, рестораны, где ничего не происходило. Затем уехал в Америку, на стипендию, полностью покрывавшую обучение в классе Бада Шэнка. Так как я вошел в группу лучших студентов, то играл на заключительном концерте фестиваля под Сиэттлом. А там случилась и Англия, куда меня пригласили на фестиваль. Я влюбился в эту страну. По всей Англии ездил.

S&V: Связь с Уфой не прервалась?

О.К.: Как раз недавно оттуда вернулся. Это сложный город — там до сих пор, к сожалению, наблюдается дефицит организаторов джазовых концертов. Сама аудитория феноменальная, из Уфы вышло много отличных музыкантов, и практически каждый где-то работает, а вот через людей от филармонии проводить концерты и фестивали трудно. Сейчас, правда, в Уфе появился джаз-клуб, аналогов которому в стране нет. Его открыл по-хорошему сумасшедший человек, Булат Азнабаев, офтальмолог. Билеты туда на любую звезду стоят 70 рублей! Клуб хорошо оснащен, он уютный, большой, все его знают, все выступают. Министр культуры Башкирии помог обустроить в Уфе в здании кинотеатра «Родина» блюзовый клуб — там, где раньше я открывал джазовый клуб «Желтая субмарина». Но, к сожалению, исполнители рангом ниже не выводят организацию на тот уровень, на который могли бы.

S&V: А как живет «Союз Композиторов»? После того, как там побывало такое количество звезд, складывается ощущение, что прошедший сезон получился более бледным.

О.К.: Раньше, до кризиса, у нас был спонсор — клиника «Городской курорт», в этих условиях легче пригласить мегазвезд. В ситуации, когда приходится это делать своими силами, все гораздо сложнее. Поэтому билеты недешевые. Сейчас какие-то спонсоры опять зашевелились, благодаря доброй воле отдельных людей, которые хотят поддержать джаз в стране, случаются замечательные концерты. Но ежедневной плановости нет, это нереально. Мы все-таки еще и живем далеко оттуда. И тем не менее на следующий год у меня запланировано довольно много концертов. Контрабасисты Бастер Уильямс, Сесил Макби, ведем переговоры с трубачом Эдди Хендерсоном.

S&V: Как тебе кажется, среда все-таки создается?

О.К.: У нас в клубе очень хорошая среда. Люди формируют лицо клуба, рублем голосуют за эту музыку. Все-таки немаловажно и то, что к нам приходят политики, министры. Это говорит о том, что, невзирая на все сложности нашего своеобразного коррумпированного государства, первые лица тоже любят хорошее. Значит, не все так плохо. Основные наши посетители — это люди, состоявшиеся в своей профессии, middle class и upper middle class. Но зал у нас поделен так, что любой любитель джаза может прийти, купив билет в бар за 350 или 500 рублей, в зависимости от дня. Не говоря о том, что музыканты, практически не спрашивая никого, проходят к нам бесплатно. VIP-зона подороже, 1800 или 2000. Это справедливо — мы не можем сделать в маленьком клубе везде билеты по 350 или 500 рублей и пригласить хорошего музыканта, оплатить его, а иностранному еще и дорогу, и хороший отель, и в рекламу вложиться. Я не первый раз говорю: я был бы счастлив, если бы у нас, как в Лондоне, было семьдесят джазовых клубов. Нам, музыкантам, вам, журналистам, будет только легче. Открывайте, делайте, чтобы в стране это не затухало! Конечно, в принципе, джазовые клубы не должны быть дорогими. Разве что для туристов, как Blue Note. Должны быть дешевые клубы, которые бы работали не раз в неделю где-то на задворках, а регулярно и в легкодоступном месте. Наш клуб по статусу дорогой, потому что он не может быть недорогим, иначе он просто не выживет. Вообще очень хочется, чтобы музыка правильно звучала. Я ездил по России, вижу, что во многом уровень проведения концертов повысился, но на местах все делают энтузиасты. Нет нормального менеджмента. Появились шикарные гостиницы. Но это все-таки вторичные вещи. Конечно, приятно жить в пятизвездочном отеле, но когда ты выходишь на сцену, где стоит супераппарат, а оператор как был глухой, так и продолжает крутить неизвестно что, то тебя уже эта гостиница не интересует, ты разочарован и не можешь сыграть, как хочешь, — хотя публика счастлива. В Польше я еще в 1989 году со своим ансамблем «Орлан» зашел в какой-то маленький клуб, и там на сцене услышал «Орлан» в таком качестве, как будто это пластинка играла. А аппарат не ахти какой был. Здесь же мне на концерте приходится половину времени показывать «майна», «вира», и все равно либо голос торчит, либо саксофон не слышно. Это все равно, как если тебе дадут мощнейший компьютер, а он будет уметь только отправлять электронную почту, и то не туда, куда надо. Как с этим быть — вопрос очень сложный, многофакторный. Это значит — надо всех отправлять на стажировку. А кто их будет отправлять?

S&V: В клубе начала работать джазовая лаборатория молодых музыкантов, которую ведет пианист Евгений Гречищев.

О.К.: Женя — замечательный музыкант с прекрасным вкусом и очень хороший, порядочный человек. Идею лаборатории придумал я, но полностью отдал ему в руки. Мне всегда хотелось делать такие проекты, jazz brunch, как это бывает в Англии, когда днем в разных клубах выступают и поют дети, но в результате это оказывалось невыгодно. Действительно — как можно поддержать молодых исполнителей в дорогом ресторане в центре Москвы? Ведь площадок нет. Только у Алика Эдельмана, но у него нет такой атмосферы и качественного оборудования. А больше нет ничего, чтобы на постоянной основе молодые музыканты могли что-то показывать. У нас достаточно талантливых молодых джазовых исполнителей, которые пока не успели нигде засветиться, ни на телевидении, ни на больших фестивалях, им негде реализоваться, приходится бегать по халтурам. В лучшем случае они попадают к Земфире. Все-таки удалось путем переговоров достичь компромисса: по воскресеньям в пять часов за 200 рублей можно послушать молодых исполнителей. За 200 рублей даже мама музыканта может купить билет, чтобы поддержать его коллег. Музыканты получили шанс на отличной сцене, где стоят мировые звезды, играть для своих поклонников, представлять самые безумные проекты. Это я поставил себе за правило: любой, самый безумный проект для своей публики должен быть в определенное время — с пяти до семи. После этого мы уже должны представлять что-то для более широкой аудитории.

Текст: Григорий Дурново