A-ONE — единственный в стране хип-хоп-телеканал и, возможно, единственный музыкальный канал, на котором по-прежнему серьезно относятся к своей музыке. Мы встретились с генеральным продюсером A-ONE Александром Толмацким, чтобы поговорить о его музыкальных и аудиопристрастиях, однако оказалось, что легендарный «дедушка отечественного хип-хопа» собственно музыку давно уже не слушает... зато имеет очень четкое представление о том, как она должна звучать, и сильно сомневается в пользе золотых проводов.
— То есть вы вообще не слушаете музыку дома?
— Слушаю музыку только по профессиональной необходимости, в demo-режиме, в интернете. В молодости я слушал много, но когда это стало моей профессией, стал слушать музыку только в машине, да и то предпочитаю ей разговорные радиостанции.
— А когда произошел этот перелом?
— В начале 90-х, когда вокруг меня стало слишком много музыки.
— Вы помните, что последнее вы еще серьезно слушали?
— Вообще-то, я в молодости очень любил музыку и собирал полные коллекции таких групп, как Pink Floyd, Black Sabbath, Deep Purple, Uriah Heep. Ну обычная история конца 70-х. Я знал названия всех альбомов, всех композиций. Для того времени это была прогрессивная музыка. А в начале 80-х я был одним из первых в Москве, у кого появился видеомагнитофон, и ко мне со всего города приезжали смотреть фильмы. Однажды среди видеокассет мне попался сборник клипов, там я увидел трех черных парней, которые шли по улице «лунной походкой». Я просто заразился этой темой. С тех пор я начал заниматься брейк-дансом и стал одним из первых брейк-дансеров в городе. Мне было 22 года, помню, мы все делали как положено — картонки кидали, крутились, волну пускали... В общем, я как-то на эту музыку подсел и в результате так и не стал аудиофилом. Даже смеялся над теми людьми, которые золотые провода слушали. Это убеждение во мне окрепло, поскольку я профессионально был связан с музыкой, студийной работой. В конце 80-х — начале 90-х я уже профессионально продюсировал. Это были на то время громадные современные студии, оборудованные пультами Neve, — High End фактически. То есть, я знаю, как все может быть серьезно... Но в результате к этому я стал относиться скептически. Это психологическая ловушка. Кто-нибудь говорит: «Это круто!» А рядом сидящий должен обязательно поддержать, потому как он некрасиво будет выглядеть, если скажет, что это не круто. Выглядит-то все красиво, только звучит порой непонятно как...
— Что значит «непонятно как»?
— Скажем, так: я человек профессиональный, но порой разницы никакой не чувствую. Дайте мне элементарный эквалайзер, - элементарную возможность настройки, и я всегда выстрою себе звук, который будет мне приятен. Есть, конечно, совсем дрова, но мы о дровах же не говорим? А вот ламповый он (звук) или неламповый, какими там проводами подключено... это такая неоднозначная история.
— А какая же аппаратура у вас была в те времена, когда вы еще слушали музыку?
— Ну, Nakamichi, Marantz, я следовал за модой и считал, что надо иметь технику приличную. У меня всегда были достаточно серьезные музыкальные агрегаты, а потом я на это плюнул. Реально плюнул. У меня до сих пор стоят эти старые комплекты, которые даже не включены никуда. Меня устраивает звук телевизора. Обычного, например такого, как Samsung. И мне этого достаточно. Я вам больше скажу — в машинах современных стоит очень хорошее оборудование. И если я хочу послушать, насколько правильно сведена в студии композиция, я ее слушаю исключительно в машине. В последние годы я езжу на очень хороших современных машинах — там везде отличный звук. К примеру, в Porsche Panamera или в Range Rover качества звука вполне достаточно, чтобы полноценно слушать музыку.
— А дома, значит, все из телевизора играет?
— Абсолютно. Хотя нет, еще вот я купил себе прекрасное устройство — iPhone и шикарную штуку к нему, по-моему, это Bose — такая небольшая колоночка со встроенным аккумулятором и Wi-Fi. Tо есть не надо никуда включать iPhone — хожу по дому и прямо c него запускаю на нее звук.
— Это у нас называется AirPlay...
— Вот это, я считаю, устройство будущего! Сегодня выпускается масса таких «бумбоксиков», связанных с iPhone, и все это серьезные фирмы, и этого на 100 % достаточно, чтобы слушать музыку дома. Никому не нужны эти мегаколонки и усилители за тысячи долларов и километры золотых проводов.
— Есть мнение, что для того, чтобы погрузиться и по-настоящему понять музыку, нужно все-таки ее слушать серьезно, с хорошим качеством...
— Наверное, кому-то это нужно. Но я же не погружаюсь! Я все слушаю поверхностно и профессионально. Я продюсер, и для меня вопрос один: могу я продать это или не могу? То есть да, у меня есть проблема, и я ее осознаю.
— Проблема в том, что вы перестали слушать музыку?
— Да, проблема в том, что она перестала меня развлекать. Она меня даже в ресторанах раздражает. И если музыканты играют громко, я могу встать и уйти.
— А насколько в таком случае коррелирует то, что показывают на А-ONE, с вашими сегодняшними музыкальными пристрастиями?
— Так как вся моя активная молодость прошла под знаком хип-хопа, то канал A-ONE полностью соответствует моему внутреннему состоянию. В принципе, мы стремимся, чтобы у канала была более массовая аудитория. И мне абсолютно нравится то, куда движется А-ONE. Это некий хип-хоп-лайфстайл. Современный хип-хоп все больше и больше сближается с клубной культурой, с идеей времяпрепровождения. Есть элементы рэпа с «социалочкой», но все основные хиты — это в большей степени танцевальная музыка, она легче воспринимается людьми и вообще приятнее. Социальный рэп — это как шансон. У нас в России многие молодые рэп-артисты работают в такой уличной, шансонной манере. Среди современного хип-хоппоколения есть и очень интересные пресонажи, такие своего рода лидеры улицы. Но это отдельная история, а основная тенденция сегодня — это музыка для танцев.
— А можно этот взгляд экстраполировать на музыкальную индустрию вообще?
— Думаю, что да. Сегодня очень серьезно развита клубная культура. В каждом городе десятки клубов, они все работают, постоянно заполнены людьми. И эти люди потребляют танцевальную музыку. На нее сегодня большой спрос. А вот концертные площадки забивать стало труднее, люди сегодня уже не ходят на концерты, чтобы слушать музыку. Они хотят видеть шоу. В то же время, приходя в клуб, человек вообще не обращает внимания на того, кто выступает на сцене. Это становится неким антуражем вечера. А музыка превращается в некий ритмический фон для выплеска энергии, накопившейся в течение тяжелой рабочей недели.
— А какими качествами с точки зрения саундпродюсинга должен обладать этот фон?
— Музыка должна качать. Звук должен быть таким, чтобы даже на большой громкости собеседники могли слышать друг друга. Это вообще основа правильной работы саундпродюсера. Я говорю о правильном сведении. Если это сделано хорошо, то можно слушать музыку как раз на не очень серьезной аппаратуре. Ведь в студии готовят звук так, чтобы его слушали из радиоточки или телевизора. Человек при этом должен услышать все краски звука.
— Многие продюсеры в последние годы злоупотребляют компрессией, чтобы треки звучали громче и выразительнее...
— Это, конечно, неправильно. Можно трек сделать громким и без подобных историй. Уровень компрессии — это вопрос того, насколько качественная фонограмма была изначально и насколько профессионален звукорежиссер. Вот, кстати, компрессор. Здесь как раз ламповый он или неламповый — очень важно.
— Ах, вот как! Значит, все-таки важно?
— Еще раз говорю: это студийная история! Это работает с практической точки зрения. Не могу объяснить как, но интуитивно я слышу, как, например, ламповый Voxbox или другой качественный ламповый компрессор влияет на запись голоса, а это очень важно.
— Что вы как музыкальный продюсер думаете о будущем физических носителей?
— Винил приятненько держать в руках. Но в последнее время даже диджеи отказываются от него, это неудобно, да и просто тяжело его таскать. Опять же в клубах нужны виброизолированные постаменты для вертушек... В общем, все это уходит. Думаю, физические носители уйдут и их заменят touchscreen’ы и компьютеры. Могли ли мы представить себе даже в страшном сне, скажем, лет 10 назад такой агрегат, как iPhone?
— В счастливом сне, я бы сказал...
— Да ни в каком не могли. Серьезно. Сколько прошло? Еще пять лет назад не было ничего такого. Помню свой первый мобильный телефон Ericsson в 1991 году — большой, переносной, с ручкой. Мы с товарищем вдвоем купили и друг с другом разговаривали. Я вообще всегда любил эти электронные предметы роскоши. Одним из первых купил Macintosh — маленький такой, серенький. Купил сыну и не знал, что с этим делать. Программ не было, мы включали, смотрели на него и выключали. Зато был. И вот я смотрю, у многих моих товарищей High End стоит точно так же, как предмет владения, — пыльненький такой, даже не включается. Красивенько, бабла немерено затрачено, и никому уже не нужно, только место занимает.
— То есть вместо всего этого покупаем iPhone?
— Да, этого достаточно. А еще лет через пять даже наушники не понадобятся. Будет музыка передаваться прямо в мозг. На самом деле, задумайтесь: с High End ведь та же история. Он же тоже существует не в реальности, а только в мозгу у тех, кто его любит. Это на самом деле не внешний атрибут, а внутренний! Вот что нам всем нужно понять.