Итак, продолжим издевательства над слухом, начатые в прошлом номере. В этот раз откровением послужат старые фонограммы. Начнем с тех самых, выполненных «по-дурацки», пионеров эпохи стерео — с разнесенными влево и вправо вокалом и инструментами. Не спешите жаловаться — послушайте каждый канал по отдельности и познаете настоящую студийную атмосферу любимого альбома. Вы ясно услышите сырую партию, а в соседней кабинке будет тихонько играть партнер музыканта. А хотите по-настоящему радикальный эксперимент?
Давным-давно, в бытность работы на одном полувоенном заводе, я любил послушать его саунд. Любой нойзовый альбом был детской музыкальной шкатулкой по сравнению с авиационной турбиной на тестовом стенде. И кстати, настоящая индустриальная симфония действительно имела место еще в 1922 году.
Арсений Авраамов был истовым революционером, настоящее дитя своей эпохи. Будучи исследователем фольклора, Авраамов ненавидел классическую баховскую темперацию до такой степени, что даже предлагал Луначарскому уничтожить все рояли. Варвар, скажете? Ну что же, в противовес сей «варвар» разработал собственную четвертьтоновую технику и заявил следующее: «Взамен 12 механически равномерно размещенных в интервале октавы точек, долженствующих изображать мифические «полутоны хроматической гаммы», современная музыкальная акустика предлагает нам сплошной звукоряд, одновременно указывая и на законы координации любых, произвольно взятых внутри его точек. Вместо прерывного ряда чисел мы вводим в обращение непрерывный дифференцированный ряд, зная свойства которого можем соединить произвольно взятые тоны в музыкальную гармонию и построить из них любой мелодический лад». Догадываетесь, на что он намекает?
Теорию микротоники по достоинству оценили спустя полвека и Шнитке, и Губайдулина, а пока сам Авраамов дважды провернул дерзкий аудиоэксперимент в Москве и Баку. «Симфония гудков» представляла собой гигантскую инсталляцию, где музыкальные партии исполняли промышленные сирены заводов, паровозов и даже колонны самолетов. Из-за расстояний между «инструментами», конечно, получилась какофония, но эффект, говорят, был потрясающий. А «варвар» продолжил свои издевательства. На сей раз над рисованным звуком.
Вместе с талантливым коллегой Евгением Шолпо они вырезали узоры звуковой волны на бумажных дисках, снимали на пленку и воспроизводили ее с помощью специального устройства — вариофона. По сути, орнамент служил своего рода оптическими «семплами» аналогового синтезатора. По-видимому, экспериментаторы звука настолько пребывали в мирах, параллельных челюстям сталинской машины, что репрессии обошли их стороной. В 1941 году в блокадном Ленинграде Евгений Шолпо спасает себе жизнь гонораром в виде мешка овса за синтетическую оркестровую озвучку мультфильма «Стервятники». А вот техника оказалась более хрупкой, чем люди.
Разрушенный войной вариофон восстановить так и не удалось. Записи большевика Арсения Авраамова в наши дни можно найти только на буржуйском сборнике лейбла ReR Megacorp — «Baku: Symphony Of Sirens — Sound Experiments In The Russian Avant Garde». Архив нитропленок его дети извели на самодельные ракеты и прочие дымовые приколы, говорят, хорошо горели. Варвары все-таки победили.