В широком прокате «мама!» (mother!) Даррена Аронофски — фильм, освистанный на Венецианском кинофестивале с Бардемом и Лоуренс в главных ролях. Картина, сценарий которой, по словам режиссера, был написан за пять дней, кажется, уже стала одной из наиболее спорных в целом и в фильмографии Аронофски в частности. «Простите, мне очень жаль, что вы это увидите», — обратился режиссер к зрителям на одном из премьерных показов, что выглядело скорее прелюдией нарастающей интриги, нежели актом покаяния перед зрителем.

Даррен Аронофски, отец-создатель эмоционального, красивого и, как с некоторых пор принято характеризовать продукт для зрителей «с претензией», атмосферного кино, запал в сердце нашего зрителя прежде всего драматическими картинами «Реквием по мечте» и «Черный лебедь». Именно «Черный лебедь» всплывет в памяти прошаренного зрителя, а также предпоследний фильм-притча «Ной» с Кроу в главной роли. Потому что в обеих историях — отсылки к Библии, как и в новом произведении режиссера, о чем становится известно из критических статей. Ничего же не подозревающего ходока по кинотеатрам яркий, интригующий трейлер настраивает на качественный хоррор с оскароносным Бардемом и актрисой из «Голодных игр».

Мир двоих, ограниченный пространством старого дома, — место непростое. Это становится ясно с первых кадров — крупных, выдержанных, снятых просто идеально. Зритель заворожен. О том, что хеппи-энда не будет, не намекает — криком кричит отчаянный женский взгляд из пламени.
Он — знаменитый литератор, переживающий творческий кризис, значительно старше ее, она — преданная, очень любящая жена. Он изможден бесплодными творческими муками. Она, простоволосая, с ювелирной аккуратностью красит стены их дома, как бы готовя фундамент для счастья, которое вот-вот настанет. А пока — лишь тревожный гул, зловещие подтеки на стенах, проступающие сквозь свежий слой краски, да спазмы — их снимает странное лекарство желтоватого оттенка. В какой-то момент вспоминаешь «Сияние» Кубрика и вполне логично ожидаешь ужаса о доме с призраками.

Интимную тишину нарушает вторжение двух незнакомцев — доктора и его супруги. В странной дружбе доктора с поэтом, в напряженном противостоянии сильно постаревшей, но не утратившей огонька героини Мишель Пфайффер с хозяйкой дома, кажется, зрителю приоткрываются новые грани этой истории. Тут самое время вспомнить «Жильца» — а отсылки к Полански, как известно, придают веса любому повествованию. Но насколько предсказуема реакция героини на бестактные советы невротичной, хищной гостьи, настолько непредсказуем здесь Аронофски. С момента первого убийства в доме зрителю дают понять: ни демонов, ни борьбы добрых хозяев со зловещими гостями не будет, и какое-то время вы просидите перед экраном в оцепенении, силясь разгадать вместе с заплаканной хозяйкой жилища происхождение кровавых пятен на полу или тайну магического кристалла в кабинете ее супруга.

Откровенно говоря, можно понять реакцию зрителей, громко выдыхающих «фу» в те моменты, когда сюжетная линия, окончательно съехав с рельсов, теряет остатки здравого смысла, и начинается так называемый артхаус или абсурд. В этом самом месте их реакцию можно сравнить с реакцией старенькой учительницы русской литературы, в руки которой вдруг попала «Санькина любовь» писателя Сорокина. Едва ли стоит осуждать зрителя, не догадавшегося о библейских параллелях. Что в налитом встревоженном лице актрисы Лоуренс они не разглядели лик Девы Марии, а Бардем, непревзойденный в роли Райнера из «Советника», совсем не ассоциируется с Создателем... Что харкающий кровью Эд Харрис не похож на Адама, а «блистательная», что тоже весьма спорное утверждение, Пфайффер — отнюдь не Ева.

Но если все же трактовать «маму!» в библейском ключе, выискивая неопровержимые доказательства — в убийстве брата братом или поедании внутренностей младенца осатаневшей толпой — все-таки хотелось бы более тонкой подачи, тема-то деликатная. А то получается, что название фильма с маленькой буквы становится не изюминкой, а печальным подтверждением поговорки «как вы судно назовете, так оно и поплывет».

Если же брать за основу более простую и понятную большинству трактовку о сосуществовании/противостоянии эгоистичного, разрушительного мужского с мягким и земным женским, возможно, разочарований будет меньше. В конце концов, в экранных муках героини («ты хочешь от меня детей, а даже не трахаешь», «нет, я тебе не нужна», «я любила тебя, я все тебе отдала!») многие женщины с грустью узнают себя в настоящем или прошлом. А те, чей опыт еще не столь велик, посмотрят, как вести себя, чтобы с вами не считались, чтобы вас не слышали, не хотели. Чтобы у вас забрали все — вашу молодость, красоту, ваше дитя, ваше сердце — и начали все с чистого листа не с вами. Такова цена за возможность быть рядом с демиургом, по мнению Аронофски. И тут он честен как никогда.