Они регулярно выпускают альбомы на иностранных лейблах и «турят» по Европе и Азии. Трио — лицо российского джаза для заграницы? Может быть. Но стоит ли тут вообще говорить о джазе? LRK Trio — новаторская музыка с джазовыми и классическими корнями, с различными современными влияниями. Короче говоря, новый формат трио.
Само название LRK Trio — это аббревиатура фамилий Евгения Лебедева (фортепиано), Антона Ревнюка (контрабас, бас-гитара) и Игната Кравцова (ударные). Лебедев стоит первым, но, как говорит Евгений, «у нас слово "лидер" под запретом! Даже так: за него караем!»
По сути это супергруппа. Контрабасист/бас-гитарист Антон Ревнюк и барабанщик Игнат Кравцов — опытнейшие сессионные, переиграли и играют в разных топовых проектах. Попсовых и не очень. Перечислять просто нет возможности — суть в том, что люди разносторонние, и сумма трех таких личностей дает многократно больший результат.
Мы сидим на лавочке у дома Ленина в поселке Горки Ленинские. Тут сейчас начнется джазовый фестиваль, о котором мы уже писали. А пока сидим под приятным солнцем, ждем саундчека. Потом музыканты будут до вечера ждать своего выступления — они из хедлайнеров.
Некоторые на них даже специально приехали из других городов, сообщает Лебедев. Ну, то есть, не только на LRK, но если б трио не было, то, может, и не поехали бы. Они умеют нравиться публике, и публика по ним скучала все эти пандемийные месяцы.
Впрочем, и в тех стесненных условиях катастрофических отмен всего и вся музыканты не сидели сложа руки, инструменты и кисти: сочиняли и записывали новую музыку, занимались на своих инструментах, а Кравцов-художник еще и нашел новые стили и техники.
Женя, начнем с тебя как с лидера коллектива, хоть у вас не принято говорить о лидере…
Лебедев: Что значит — «не принято»? Да это просто карается! (Смеются.)
Понял. Как настрой после всех этих сумбурных месяцев?
Лебедев: Да у нас, думаю, как у всех. Намечалось многое, почти все планы сорвались, но появились новые. Мы, честно говоря, времени не теряли: сочиняли, занимались… Честно: я на этот год не жалуюсь. Я в принципе стараюсь ни на что не жаловаться. В негативном можно найти много плюсов, как и в позитивном — много минусов. Я придерживаюсь первого.
Игнат, у тебя есть параллельная творческая профессия — художник…
Кравцов: Да, многие меня знают как портретиста в эдаком импрессионистическом ключе. Мои полотна с джазовыми корифеями нормально продаются, иногда я делаю тематические «музыкантские» выставки.
Но мне интересны новые формы. Сейчас активно напитываюсь. Интересен дизайн. Сочетать цифру с аналогом; написать картину и доводить — или есть цифровая фотография, печать и доработка маслом. Или акриловым распылителем! Чтоб эклектика на стыке стилей, техник… Скоро буду делать выставку, кстати.
Визуальный образ группы — видение Игната?
Кравцов: Ну вот, например, на предыдущем альбоме — моя картина. Там красная стрекоза — это собирательный образ, заимствован из японской традиции. «Акатомбо» — это же японская колыбельная, что-то теплое такое, душевное. Про добрую стрекозу.
Япония на вас влияет, это слышно.
Кравцов: А с нами там много интересного происходит. Мистического даже. Женя, например, написал «Lost in Tokyo», когда мы заблудились в метро. Стоим, тупим, везде ж только иероглифы, ничего не понятно, и тут сзади голос: «Робяты, вам помочь?» Поворачиваемся: мужик совершенно европейского вида — как оказалось, из Омска.
Женя, поделись, наконец, секретом успеха. Как молодой пианист с русско-американским образованием пробился практически в элиту джаза, создав свою группу и играя свою авторскую музыку?
Лебедев: Ну, я записал первый свой сольный альбом «Fall» и стал думать, куда его девать. (Смеется.) На портале jazz.ru тогда были страницы музыкантов, я взял и написал главреду… А я просто мальчик никому не известный. А он, Мошков Кирилл, взял мне да ответил — более того, сразу пообещал сделать мою страницу.
Я туда повесил музыку, она там висела-висела, а через пару месяцев мне написал из Японии один человек, который сказал, что продает диски, причем именно джазовые, именно с фортепианными трио. Специализация у него такая. Куплю, говорит, на пробу. Попросил прислать 100 штук.
Ого! Для России уже ничего себе тираж.
Лебедев: Ну да. (Смеется.) Я отправил. Потом он попросил 200 штук. Потом 300. Помню, я просто зачастил на почту: все время ему посылки отправлял! Потом такой фидбек пошел от других людей: дескать, купил я там-то ваш диск, мне понравилось.
Для меня сильное удивление: настоящий живой человек купил мой альбом! Ну я и дальше продавал все альбомы в Японию через этого торговца. А потом одна барышня-японка, тоже такая деятельная и энергичная, говорит: хочу-де привезти ваше трио в Японию. Мы съездили, выступили, так оно и пошло-поехало.
Как ваша музыка воспринимается японскими ушами?
Лебедев: Мы можем говорить только о том, как мы сами воспринимаем японскую публику. Мы к ней долго привыкали! Не сразу нам было понятно, доходит ли до них то, что мы играем, а если нет — то что с этим делать. Оказалось, что они просто очень внимательно слушают, не шумят, а потом разражаются аплодисментами.
Или вот: они тебе кланяются. Мы в ответ тоже поклон. А они еще ниже!
У вас есть планы, связанные с азиатско-тихоокеанским регионом?
Лебедев: Хотелось бы, чтобы у региона были планы, связанные с нами! (Смеются.)
Еще у вас есть хорошая история со Скандинавией. Как вы тамошние свои расклады оцениваете?
Лебедев: История и вправду хорошая! (Смеется.) Вышло уже три альбома на норвежском лейбле Losen Records. По России их выпустил Butman Music, но Европа и весь остальной мир — норвежцы. Но бывает, что иностранцы раньше наших выпускают.
В Скандинавии, скажем так, высока культура акустических трио: от Бубу Стенсона и E.S.T. до продукции лейбла ECM. У вас с чего началось?
Ревнюк: Им понравился «Паучок и лягушка».
Кравцов: Это ты сейчас о фестивале. А мы о лейбле.
Антон: Я про Мольде!.. (Имеется в виду очень крупный и популярный джазовый фестиваль в Норвегии, — прим.ред.)
Ревнюк: Контракт с лейблом — заслуга Дины. (Дина Нургалеева, менеджер LRK и еще ряда артистов, — прим.ред.) Не будем про это забывать!
Лебедев: Да, если б не она… Короче говоря, в одну из наших поездок на смотр Jazzahead — я туда поехал просто как посетитель, мы позже только там играть начали — так вот, там Дина познакомила меня с Оддом, не знаю как его фамилию правильно произносить, Хельсенс или Йельсенс? (Odd Gjelsnes, скорее всего Одд Яльснес, — прим.ред.) Дина уже давала ему наши записи, так, ни на что особо не рассчитывая, «без особых надежд» — она честно мне сказала. А он ночью послушал и утром заявил: я хочу это издать!
Прямо-таки мечта!
Ревнюк: Это только начало. Потом он нас пригласил на фестиваль своего лейбла. Мы и еще несколько норвежских групп играли в National Jazz Scene в Осло. Отличный клуб, большой. За день до нас играл <американский трубач> Эмброуз <Акинмусир>. Это был наш первый приезд в Норвегию. Второй раз мы отправились уже на Molde Jazz Festival.
Один из самых крутых европейских фестивалей. Туда кто вас пропихнул?
Ревнюк: Мы как-то странно туда попали: нас просто пригласили напрямую. Почему именно мы, откуда организаторы про нас узнали — для самих до сих пор тайна, покрытая мраком. Может, они диск послушали, или лейбл, действительно, «пропихнул» — все может быть, но, честно, не знаю!
Вы все авторы. Как вы сочиняете и договариваетесь, чье и как играть, в каком объеме, как аранжировать, выпускать и так далее?
Кравцов: Когда я сочиняю, то вообще не думаю о том, чтоб это была барабанная история. Бывает, какие-то сумасшедшие размеры придумываются, но для меня в пьесе самое важное — образ, как в кинематографе. Чтоб был образ от начала до конца.
Когда он есть, то не важно, какие там аранжировочные приемы, ритмические и так далее. Мелодия — главное. С точки зрения формы: части должны сменяться не ради усложнения, а чтобы перенести мелодию на новый уровень. Вполне можно на репризе вернуть простую тему. Барабанные соло — не цель, вот я к чему.
Я композиции не учился. Студентом было, конечно, общее фортепиано, но я его прогуливал, потому что занимался только барабанами, как фанатик. Потом стал как-то развивать то, что нравится, добавлять — и так вот стал композитором, можно сказать.
Но все начинается с внутреннего состояния. Слушатель ведь тоже эмоционально воспринимает, улавливает энергию. Многие артисты это знают и берут именно энергией. Пленил энергией, накрыло зал волной — все, потом можно играть что угодно, сложное, все равно они уже с тобой.
И все же о сотрудничестве. Вы даже внешне и по поведению разные люди, однако — спаянные, с общим грувом…
Кравцов: Да, у нас в трио у всех разный вайб, что называется. И разные вкусы и музыкальные ориентиры. Вот совсем разные! Антон иногда включает нам какие-то старые песни, которые я б и не услышал без него, в голову б даже не пришло этих артистов слушать, а песни-то клевые! Сразу добавляю себе в iTunes.
Все время происходит обмен в творческом плане и энергетическом, именно из-за разных характеров и темпераментов. Такие вот лебедь, рак и щука. (Смеется). Шучу!
Ревнюк: Грув сам нас нашел. Мы его специально не искали. Да вообще само понятие «грув» в нашем трио не обсуждается. Обсуждается фактура, например. Автор приносит набросок, скелет, «рыбу», как ни назови, или почти оформленное… нечто. И вместе дорабатываем. То, что все называют грувом — это ж эмоциональная составляющая, она появляется на концертах и в записи. Ребята, возможно, со мною не согласятся, но я люблю называть вещи своими именами.
Кравцов: помимо LRK мы же все участвуем в разных проектах. Играем поп и рок, а там статичные структуры, и это воспитывает вот этот самый грув, который есть элемент постоянства и акцента каждой четверти. Чтоб все на своем месте. При том что простые 4/4 можно сыграть совершенно по-разному. И зависит от всего: настройки барабанов, музыкантов и так далее.
Мы слушаем все, и это тоже плодотворно влияет. Всем барабанщикам и басистам, нашей «тяжелой артиллерии», так и надо. Без наслушанности теряется ощущение того, что ты плотно сидишь на попе. Я это, кстати, понял не сразу, а только работая с Therr Maitz, Guru Groove Foundation, Антоном Давидянцем и другими. Расширение кругозора мне очень помогло играть лучше. Музыка — не просто красивый дизайн. Там все как в здании: главное — фундамент, а не красивый фасад, иначе дом смоет первым же дождем.
Ревнюк: В этом вся сложность: когда меньше нот, но в каждую нужно вложить больше. Как Стив Гэдд: он никогда не играл сложно и с наворотами, даже с Чиком Кориа.
Кравцов: Фьюжн, эта «черная икра», прописанная в нотах — это само собой, все эти нестандартные гармонические последовательности надо уметь играть, технику никто не отменял. Этот жанр не просто возник — люди такие, так они видели мир.
В 70-е мир изменился — и музыка. Упомянутый Стив Гэдд прикоснулся к фьюжн, потом с него соскочил. И в своей тарелке чувствует себя с Эриком Клептоном. У него такой дзен расслабленной игры. Я очень внимательно смотрел его видеошколы.
Ревнюк: А мне вообще просто нравится быть универсальным. Я в свое время балдел от работы на студии, с кем угодно: поп, рок. Вот прямо вчера записывался для группы ДДТ: некую новую песню на 5/4 на контрабасе!
Я для себя понял, что именно студия как ничто другое развивает музыканта. Особенно когда ты только-только начал там работать. Сразу стремительный рост. Помню, меня позвали… ммм… не помню, но в Олимпийском была студия Укупника. Я пришел, там сидит толпа шоу-бизнесовая, все творческие люди, каждый вносит свои коррективы. Я сыграл.
А этого мало: надо было отстоять себя как человека, чтоб тебя не сожрали, потому что они ж все очень кусачие. Так вот, послушал я запись — ужас, сколько у меня ошибок! Переписал с учетом, со всеми исправлениями. Прокатило. (Улыбается). И так и работаю до сих пор: всегда переслушиваю и переписываю. Отработал смену и пошел в домино играть — не мой путь. Я совершенствуюсь.
Музыканты страдают перфекционизмом и хотят каждую ноту переписать. Что делать?
Ревнюк: Да, это я. И я борюсь с перфекционизмом. (Смеется). Но надо признать, что он мне помогает. Ты все равно всего знать не можешь, в каждой музыке своя специфика, играешь ты поп, фанк, медиатором или мьютовым звуком, большим пальчиком… Все везде по-разному. Я студентам говорю: умейте все. Все пригодится.