О таких людях, мне кажется, невозможно написать нормальный биографический очерк. Потому что именно биография его — она стандартна для своего времени. Чего такого было в жизни Телниуса Монка? Родился, учился, женился, нажил хронических болезней… Ну, плюс всякие забавные детали: носил неизящные очки, странные головные уборы. А при этом он — титан джаза, создавший великую музыку. В его наследии удельный вес хрестоматийных шедевров, которые переосмысливает каждое поколение — чуть не сто процентов.

Даже имя необычное: Телониус. Вроде бы англизированное греческое Фелониус, его носит некий мифический персонаж, которого никто не помнит. И фамилия — Monk, монах.

Пианист и композитор Мери Лу Уильямс, «праматерь» всех джазовых пианистов-импровизаторов, называла сочинения юного Монка «зомби-музыка». Дескать, только совершенно нереальные существа, отморозки могут такое придумывать и слушать, все эти странные аккорды и кривую фразировку. Но сама ее играла! И даже учила 16-летнего Телониуса (она старше).

До сих пор смотришь те черно-белые видео и удивляешься: виртуоз с неправильной постановкой рук? Пальцы прямые, аж вверх задираются, а звук при этом своеобразный. И даже красивый. Прекрасное туше! Не баг, а фича, как говорится. Ну и да, фразочка Монка «на фортепиано нет неправильных нот» уже давно сама по себе мем, фольклор.

Так что с «кривой» музыкой, авангардными сочинениями Монка, которые стали стандартами? Там не так все просто. Не тема-гармония-импровизация, что обычно для джазменов-сочинителей, за что мы их и любим. Считается, что у Монка — композиционная строгость, жесткость, как будто это Бах какой-нибудь. Или Палестрина. Поэтому его непросто играть и совсем непросто импровизировать. В общем, Монк действительно как Иоганн Себастьян Бах: как ни сыграй вольно, все равно получается как задумано. Бах узнается с одного такта. Монк — тоже.

Великий джазовый композитор? Именно. Почему — объясняет пианист и композитор Евгений Лебедев (LRK Trio).

«В принципе, если бы Монк написал только “Round Midnight”, то этого уже было бы вполне достаточно, чтобы навсегда войти в историю музыки, — говорит Лебедев, который в юные годы изучал классическую музыку в Москве и джаз в Беркли. — Я, признаюсь, далеко не сразу в него “въехал”, более того, меня Монк в первую очередь покорил как композитор, а потом уже и как пианист-импровизатор. Да, именно в такой последовательности!

И, думаю, я не одинок: пьесы Монка требуют от исполнителя не только незаурядных <технических> навыков, но и полного вовлечения в совместный композиторский процесс. Здесь необходимо стать соавтором, композитором и аранжировщиком в одном лице. Это всегда вызов для импровизатора. И дело здесь не в сложности аккордовой прогрессии, на которую нужно импровизировать. Они весьма традиционные, чего не скажешь о парадоксальном гармоническом языке Монка, но это отдельная тема.

Сложность заключается в том, что соло никогда не получится органичным если просто "обыгрывать сетку", т.е. импровизировать на "голые" аккорды. Здесь всегда нужно мыслить шире, абстрактнее, образнее, но, самое главное — необходимо быть в курсе всех нюансов мелодии! Какое бы технически сложное соло ни сыграл бы импровизатор, как бы прекрасно ни ориентировался в гармонии пьесы, но если он не знает досконально саму тему — это всегда слышно: получается не целостно, всегда — поверхностно.

К музыкальному наследию Телониуса Монка обращалось и будет обращаться не одно поколение музыкантов. Оно пробуждает фантазию и композиционное мышление, помогает импровизатору начать мыслить шире, драматургически целостнее, где импровизация — это естественное продолжение и развитие темы, а не набор приёмов и пассажей на заданные аккорды».

Телониус Сфир Монк родился 10 октября 1917 года в городе Роки Маунт, штат Северная Каролина. В свидетельстве о рождении имя неправильно записано: Theloious. Он тезка своего отца, других известных Телониусов и нет. Редкое имя: звучит как латинское, но, по-видимому, германского происхождения, со значением «повелитель людей», или что-то типа того (tilo — уменьшительное, theud — народ).

Родители — рабочий и домохозяйка. В три года Телониус с семьей переезжает в Нью-Йорк, в Верхний Вест-Сайд. В той квартире, где остановилась его семья, он в итоге и проживет всю жизнь — только скончается в замке богатейшей дворянки, но об этом позже.

Конечно, погружен в музыку с детства. Отец музицировал. В районе проживали иммигранты из Кубы и Пуэрто-Рико, тоже со своими аутентичными мелодиями и ритмами. Мог вполне слышать оперу и популярную классику. Точно ходил слушать страйд-пианиста Джеймса Прайса Джонсона, более того, был его настоящим фанатом. Вообще увлекался страйд-пианистами, и они на него оказали большое влияние.

Поначалу родители не собирались учить его музыке. Сестренку его учили, для нее купили пианино. Ну, типа, Марион — девочка, должна уметь играть, чтобы блеснуть в приличном обществе. Она таланта никакого не обнаружила, занималась для галочки, а вот Телониус-младший присутствовал на всех занятиях, поглощая жадно глазами и ушами все, что видел и слышал.

Считается, что впервые сам попробовал играть он лет в пять-шесть, в двенадцать уже освоился за черно-белыми клавишами. И это все безо всякого наставника, по слуху. Прогресс, талант и мотивация были настолько очевидны, что сестринский учитель фортепиано убедил родителей: вот кого учить точно надо, там, конечно, в жизни как получится, но талант по-любому губить нельзя. Телониус стал учиться по-нормальному, по классической системе, с нотами, техникой и так далее. Обываетельское представление о том, что играет криво и странно потому, что «нормальную» музыку не умеет — здесь не тот случай. Да, и в 16 лет судьба сводит его с Мэри Лу Уильямс. Здесь уже начинается профессиональный новаторский джаз Монка.

Да, кстати. Он не был каким-то пианистом-аутистом, который дальше клавиатуры ничего не видит. Он всегда был заядлым шахматистом, а это, как мы знаем, про мозги, а также про мышление аналитическое и композиционное. В школе Монк учился на отлично, делал успехи в спорте. Это все у него шло настолько хорошо, что он получил стипендию для обучения в старших классах в престижной школе. «Более ста лет Stuyvesant High School является символом превосходного образования!», хвастается сейчас главная страница сайта школы.

В элитарное заведение попал благодаря мозгам и мышцам. Социальный лифт гарантирован? Нет. Там его насторожили расистские настроения. И музыкой он в той школе не занимался. Но именно музыка перевесила все вообще, он просто бросил школу ради того, чтоб совершенствоваться в игре. Его профессиональная карьера развивалась в параллельных вселенных: он играл как на вечеринках и всяких светских событиях, так и в баптистской церкви на органе.

Наконец, то, что более всего интригует: начало его настоящей джазовой карьеры, когда Монк стал Монком. Это 1941 год. Барабанщик Кенни Кларк нанимает его пианистом в гарлемский клуб Minton. Там — джемуют ночь-заполночь. Там «варится» бибоп — направление, которое после войны станет главным в джазе. И да: именно из-за бопа джаз будет отныне и навсегда считаться умным, сложным, виртуозным жанром, то есть — малодоступным. По определению как будто даже (хотя никто таких именно определений не давал!).

А Монк, к слову, не бопер. Нельзя его к этому стилю отнести. Он отдельный. Так вот, именно в той атмосфере стал расцветать его композиторский гений, сочинил чуть ли не все свои классические пьесы, в том числе «Round Midnight», «Straight No Chaser», «Epistrophy» и многие другие. Все они стали очень быстро новыми стандартами для этого модерн-джаза. А теперь воспринимаются как стандарты вообще всего. Музыки. Композиции. Классика!

Вот что интересно: в «Минтоне» играли многие, в числе которых Диззи Гиллеспи и Чарли Паркер, для которых клуб стал пропуском в мир больших гастролей и звукозаписи. Все — продвинулись, Монк как сидел в уголке, фигурально выражаясь, так и сидел очень долго. Проблема, как считается, в том, что он некий недо-бопер, плюс его оригинальное туше некоторые принимали за неумение играть, плюс личные особенности: домосед, предпочитает в квартире сидеть с женой и детьми.

Только в 1947 году получил возможность записаться как лидер: на лейбле Blue Note. Сперва он нарезал синглы. Потом треки собрали в альбом-двухтомник «Genius of Modern Music»; лейбл потом десятки лет то и дело переиздавал этот альбом, который теперь считается де-факто первым сольником Монка. Качество записи там так себе, и на CD и в стриминге современном шипение откровенное. Но главное: там молодой Монк, там все его гармонии, темы, все его будущее величие.

А в год издания записи эти прошли почти незамеченными. Влиятельный журнал «Downbeat» только в 1949 году снизошёл до рецензии, да и в той главная ударная фраза до неприличия двусмысленна: «Не этот пианист изобрел боп, а играет он плохо, но интересно».

Деловые отношения артиста Телониуса Монка и рекорд-лейбла Blue Note продолжались до 1952 года. Тогда же Монк был арестован за… хранение наркотиков. Это напоминало полицейскую «подставу», правда. Ничего тяжелого он не употреблял, покуривал только. Помним, что у него, возможно, было уже психическое расстройство, и если б он тогда…

Ну, в общем, он — не алкаш, не тусовщик, домосед, — попадает под суд, а суд на нем оторвался явно: чтоб джазмена-маргинала покарать показательно. Реальный срок. Явно психику травмировало. Освободился, но на воле не ждало ничего хорошего: его лишили лицензии (cabaret card) на выступления в заведениях города Нью-Йорка, в которых продают алкоголь. Это для джазмена просто… катастрофа.

Монк не выступает в Большом Яблоке, в дальние города тоже не ездит, но с 1952 по 1957 происходит его прорыв к широкой публике. Растет его популярность: парадокс! Он заключает контракт с Prestige Records, лейблом, у которого уже складывается репутация эдакого главного спонсора модерн-джаза. И заодно именно там Монку открылась возможность работать с такими крутыми коллегами, как Майлс Дейвис и Сонни Роллинс.

Но его все равно что-то не устраивает, чего-то для полного творческого счастия не хватает… И в 1955 контракт его перекупил Оррин Кипньюс, великий продюсер. Кипньюс приводит Монка на Riverside Records — и именно этот период считается расцветом, акме монка-музыканта, композитора бендлидера и вообще культовой фигуры. Третья пластинка для лейбла — это «Brilliant Corners», сложнейший технически шедевр 1957 года.

Эти работы и вписали пианиста в историю, сделав тем самым Монком, которого мы знаем. Странным, но потому и интересным. Неформатным классиком — и классикой неформата.