Леонид Захаров, заместитель главного редактора «Комсомольской правды», давний и последовательный меломан, в прошлом ведущий музыкальной странички «33 1/3». Сейчас о музыке он почти не пишет, но не забросил ее: в уютном кабинете на дисплее CD-проигрывателя меняется хронометраж треков, а мы с хозяином обсуждаем его музыкальную эволюцию, причем и техногенные, и творческие ее аспекты.
— Леня, я так понимаю, что музыкальные страсти в тебе достаточно рано начали кипеть.
— Еще со школы! Я ездил несколько лет подряд в пионерлагерь, и там сколотилась более-менее устойчивая компания, ребята играли на гитарах, были попродвинутей меня по части «Битлз» и «Стоунз»... Это 1966—1969 годы. Они играли песни, я стал подумывать о том, что надо бы и себе раздобыть записи. Кончилось все тем, что я уломал родителей купить мне катушечный магнитофон. «Нота МГ-2-1М»... а нет, ошибся — «Комета»! Бандура с усиковыми индикаторами. Первое, что делали ее обладатели, — снимали верхнюю панель, чтобы иметь доступ к механизму, подкручивать головки... У меня двоюродный брат (он чуть старше) был большим битломаном, но я, помимо базовых вещей, стремился к тому, что побрутальнее. Сперва Creedence, потом Sweet — они в то время неплохо рубили. Понеслось, в общем.
— А проигрыватель был у тебя?
— Первую виниловую пластинку я купил чуть позже. Зачем — непонятно, вертушки у меня не было, и это был альбом группы Cactus. Я тогда жил в Донецке, и даром что город был не портовый, барахолка пластиночная была вполне себе. Думаю, что купил я ее потому, что группу почти никто не знал, и пластинка стоила на несколько порядков дешевле, чем общепонятные вещи, притом что это был настоящий фирменный винил, да еще и сделанный в альбомной форме. Мне показалось, что это серьезная инвестиция. Ты же помнишь, пластинка приносила доход (это называлось «расписать»): ее сдавали на пару дней напрокат для перезаписи. Но в основном, конечно, я слушал все на бобинах. Даже когда приехал в Москву учиться, я взял магнитофон с собой и в общежитии считался в связи с этим уважаемым человеком: ко мне приходили послушать, я был желанным гостем на всех вечеринках.
— А когда перешел в более стационарную форму жизни, ты же, наверное, обновил аудиопарк?
— На самом деле я еще в общежитии приобрел кассетный магнитофон. Я жил там еще 2 года после окончания ИСАА, был стажером, как это называлось. Многие однокурсники уезжали в разные страны и по большей части возвращались с комплектами аппаратуры, пластинками... Так что культурный обмен шел довольно мощный. Потом не забудем про радио, еще дома я по ночам слушал BBC и Radio Luxembourg. Были, в общем, условия для формирования вкусов.
— А если вспомнить о первой системе?
— Сперва появился более-менее нормальный кассетник. Потом у меня появился второй, типа микросистемы JVC. У него были отстегивающиеся колонки, и — очень важный момент — кассетная часть тоже отстегивалась, превращаясь в плеер. Даже более того: у него была функция записи стереозвука! Система эта, кстати, жива до сих пор, стоит на даче и даже иногда функционирует. Но когда я стал журналистом, с этой машинкой ходил на интервью, и качество записи было такое, что у меня звук брали на радио, и не было никаких претензий в Доме звукозаписи на улице Качалова — все шло в эфир.
— Так что же, виниловая история вообще прошла мимо тебя?
— Нет! У меня был проигрыватель «Корвет» со встроенным хиленьким усилителем. А потом у меня были вертушка и усилитель Technics, в 1980-е. Но недолго. Во-первых, у меня тогда было тесновато, а во-вторых, мне за них предложили несуразно хорошие по тем временам деньги. Ну, я и отдал. С тех пор, увы, у меня проигрывателя не было. Я, впрочем, планирую к этой истории вернуться, правда, мне придется либо менять усилитель, потому что он без фонокорректора, либо покупать внешний. Усилитель мне менять жалко — он у меня из разряда духовных скреп.
— То есть?
— Он ламповый, он у меня давно, он нежно поскрипывает при «ходьбе». Душевный аппарат, в общем. А пластинки — пара сотен — у меня остались. Буду ли я их слушать — вот в чем проблема. Даже та система, которую ты видишь, находится в полумертвом состоянии. Знаешь, когда мы перебирались на эту квартиру, я очень тщательно нарисовал схему своего кабинета, чтобы у меня была возможность нормально расположить систему. Даже вот эта арка, ниша возникла не случайно, я ее спланировал заранее. Мой кабинет должен был стать отдушиной, я должен был отыграться за все эти годы, сидеть на диване или в кресле, слушать хороший стереозвук, пить благородные напитки, наслаждаться искусством... Но с работы я прихожу поздно, уставший, делать ничего не хочется. В общем, мое аудиохозяйство включается только в минуты какого-то очень высокого душевного подъема. Или чтобы успокоиться. Тогда я из своей очень небольшой коллекции джаза...
— Небольшой, но достаточно репрезентативной!
— Спасибо. Знаешь, есть вещи, в которых я не разбираюсь. Например, коньяк (меня легко обмануть, выдав за старинный дорогой коньяк нечто весьма и весьма ординарное) и джаз. Но у меня есть базовые ориентиры. Мне нравится рубеж 1950—1960-х годов, нравится чувство стиля, которое было в этих ребятах. Вот я и достаю что-то родное и близкое мне, и слушаю.
— Звук-то тебя устраивает?
— Ты знаешь, не совсем. Эта система категорически не годится для нормального рока. Она хороша для джаза и для музыки уровня Tindersticks — негромкой, тщательно проработанной, спокойной, которую слушаешь на не очень больших мощностях. Впрочем, нынешней манере ее использования это все соответствует. А так любой знаток наверняка скажет, что она собрана неправильно. Что с ламповым усилителем Anthem нельзя коммутировать CD-проигрыватель Naim, что межблочные кабели у меня неправильные, и к акустике идут тоже не те... Так было, ко мне приходили мои друзья, куда больше погруженные в тонкости, говорили, что непременно нужно снимать с акустики грили, а если бы они увидели, что коробка от CD во время проигрывания лежит на колонке, меня б вообще прокляли! Знаешь, я пару раз был буквально на грани попадания в волшебный мир аудиофилии, но всякий раз оттуда выходил. Мне думается, не зря. Нет, я сделал весь необходимый набор упражнений. Я все поставил на стойку, я засыпал в ее ножки аквариумный песок, все компоненты стоят на нужных шипах, есть антивибрационные конусы, но идти дальше мне лень. К тому же на это нужно время, а с ним всегда проблемы.
— А как ты собирал систему?
— Я почему к усилителю такое трепетное отношение испытываю: мне его подарили. Тогда у меня был CD-проигрыватель CEC, и меня все устраивало. А потом я услышал, как звучит Naim, и меня его звучание заинтересовало. Вот это была серьезная покупка! Теперь я иногда думаю: хорошо бы заняться акустикой. Но вопрос в том, надо ли мне это? Наверное, надо. С другой стороны, несколько лет назад стало меня тревожить потрескивание в момент изменения громкости. Надо, думаю, отдать его знающим людям, профилактику провести. Но пришел в гости мой товарищ — как раз настоящий аудиофил — и сказал мне, что любая профилактика ведет к ухудшению процесса. А так что ты хочешь, он и должен поскрипывать, это же антикварный почти аппарат! Вот он и поскрипывает.
— Про музыку ты, увы, не пишешь больше.
— Не то чтобы я об этом совсем не жалею. Это было классное время: фестивали, конкурсы, концерты, что называется. Но я понял, что все мои оценки сводятся к тому, чтобы объяснить, на что похожа вот эта пластинка, да еще появился интернет... Все эти многоумные формулировки, они мне всегда были поперек души. Нет, сейчас этим делом занимаются умные ребята, они хорошие писатели, не поверхностные, но это уже такое... чистое творчество для узкого круга избранных. Послушать музыку есть возможность у любого человека, а дальше сам суди.
— Я смотрю, африканистское прошлое сказалось на пристрастиях: у тебя много африканских этнических дисков.
— Я еще когда учился в ИСАА, лихо выкрутился при подготовке диплома, его тема была «Социальная роль африканской музыки». Вступление было снабжено цитатами из Есенина, Хрущева — всех, кто хоть что-то говорил об Африке. И дальше потихонечку я переходил к блюзу, к регги, к джазу, и все это под идеологически верным соусом. Руководитель мне сказал потом: «Понятно, что ученого из вас не получится, но дипломную работу вы преподнесли крайне эффектно». Тот диплом сыграл роль в дальнейшем моем профессиональном выборе. Я пришел в редакцию «Ровесника», принес диплом, и меня попросили из одной главки сделать статью. Собственно, это и была моя первая публикация — статья о музыке регги.
— Что будет, когда ты купишь вертушку?
— На какое-то время, конечно, она станет центральным предметом моего интереса. Пару недель я буду искать правильный валик для сбора пыли, антистатический спрей... Это ведь одна из важнейших частей процесса: пробуждение интереса к чему-то. А присущая ему ритуализация структурирует жизнь. Хочешь не хочешь, а слушать будешь. Потом я буду приглашать гостей «на пластинки», стану меньше качать музыки из Интернета. Хорошая это затея, я на нее большие надежды возлагаю.
— Много ли ты слушаешь новой музыки?
— Слушаю каждый день — в плеере, по дороге пешком с работы и на работу. И если мне что-то нравится, я обязательно нахожу носитель и ставлю его на полочку. Самая большая проблема в том, что человеку становится лень слушать новую музыку, семья, то-се, в результате он находит себе оправдание, что, мол, рок-н-ролл давно умер, что нынешняя музыка лишь бледная копия старой... Это очень опасный путь. Это прямая дорога к физиологическому старению. Например, перестань заниматься сексом под любым предлогом — и все, превращаешься в мрачное чудовище. Так и с музыкой: для поддержания себя в тонусе нужно слушать много разной музыки. Процесс с предсказуемым результатом, но ты втянут, ты в орбите. А иногда судьба тебе дарит такое открытие, которое все это оправдывает.
Текст: Артем Липатов