30 сентября исполняется 80 лет самому тихому, но при этом одному из самых важных композиторов современности — Валентину Сильвестрову. Знаю-знаю, это имя мало кому что говорит. Я сам такой же невежда.
Впервые о Сильвестрове я узнал из книги «Музыкальный запас: 70-е» культуролога Т. Чередниченко, ныне покойной, к сожалению. Конечно, до этого я уже слышал музыку Сильвестрова в фильме Киры Муратовой «Познавая белый свет» (1979), но просто «услышать» сегодня уже недостаточно. Нужен комментарий, подзатыльник, что-нибудь яркое.
Актуальные каналы информации перестроились на визуальную, клиповую подачу. Рок, хип-хоп, R'n'B — ну какие там еще тихие композиторы? Даже в академических жанрах топовые позиции забирает себе напор, театральная напыщенность нарцисса-дирижера. В этом смысле феномен и последовательность поступков Валентина Сильвестрова лежат в абсолютной противофазе с мировыми трендами и привычками. Кстати, он даже против определения «академический» применительно к музыке. Вот растут цветы, разве их можно назвать академичными?
В 60-х годах после окончания Киевской консерватории Сильвестров был увлечен мощным, беспокойным саундом западноевропейского авангарда. Додекафония, алеаторика, сонористика — то, что закладывали Веберн и Шенберг. Из-за всего этого пришлось даже переносить защиту на год, уж больно против шерсти звучала дипломная работа Валентина. Официально в СССР подобные направления порицались, но сам Теодор Адорно очень высоко отзывался о новом имени. За границей произведения молодого выпускника зазвучали на престижных фестивалях, в частности, выиграли Международную премию им. С.А. Кусевицкого (США, 1967) и Международный конкурс композиторов Gaudeamus (Нидерланды, 1970). Разумеется, сам Сильвестров там ни разу не присутствовал, но его партитуры начали издаваться. Казалось бы, вот наметился трудный, но по-своему почетный путь советского авангардиста, как это было у А. Шнитке или С. Губайдулиной…
Но в 70-х Сильвестров совершает еще один радикальный разворот, удививший даже его коллег по цеху. Он обращается к простым гармониям, причем его новые циклы для фортепиано прямо так и называются — «Детская музыка» (1973), «Китч-музыка» (1977) или «Тихие песни» (1974-75) на стихи Пушкина и других поэтов. Знакомые строки из постылой школьной зубрежки вдруг замедлились, приостановились и изменили центр тяжести, открываясь с медитативной стороны. Это состояние повисшего в воздухе аккорда, послезвучия, послесловия, постлюдии — теперь магистральная тема Сильвестрова. Цитата авторской манеры из той самой книги Т. Чередниченко, лучше и не скажешь: «Сперва на время начала ложится прозрачная влажность пары аккордов, двух-трех вокальных интонаций, потом над этим слоем застывают новые и новые накаты, и в какой-то момент оказывается, что произведение давно началось и под его поверхностью уже не видать дна».
Надо сказать, что такой жест добровольной музыкальной аскезы не оценили не только власти. Сильвестрова выперли из Союза композиторов еще в 1970-м году, практически лишив средств к существованию. Но и музыкальное сообщество тогда с недоумением восприняло лиричный минимализм «Тихих песен», не разглядело того, что спустя годы оценил Манфред Айхер из ECM Records и другие европейские издатели. Да и сам Сильвестров никогда не рвался за публичной славой, выше всего ставя возможность спокойного созерцательного творчества.
По словам автора, «Авангард — это еще и умение уйти от авангарда, отказаться от авангарда. Все авангардные эпате, жесты ушли в подтекст. Это напоминает соль. Авангард — это когда ты ешь одну соль, ешь кучу соли. А теперь этой соли чуть-чуть. Если бы ее не было — было бы пресно, но она есть, присутствует в этих текстах». Вообще комментарии Сильвестрова об искусстве — это отдельное удовольствие. Образность высказываний Валентина Васильевича я лично оценил несколько лет назад при случайной встрече.
«Смотри, — толкнул меня приятель и восхищенно выматерился, — это ж Сильвестров. Надо догнать!»
Действительно, по бульвару в совершенном одиночестве шел знаменитый в узких кругах композитор. Несмотря на преклонный возраст, он двигался вроде без суеты, но как-то настолько быстро, что настигнуть его удалось лишь через пару сотен метров.
«Валентин Васильевич?» — как можно более почтительным тоном обратился приятель. Ведь мало ли, пожилой человек может насторожиться, когда к нему на улице вдруг подваливают два высоких жлоба. Сильвестров совершенно не выглядел испуганным или удивленным, продолжая идти в прежнем темпе. Абсолютно доброжелательным, но и вместе с тем по-своему непреклонным тоном он ответил: «Может быть, и он, а может быть — и нет». И прибавил скорости! Я потом часто вспоминал эти слова, насколько точно они отвечали мерцающему звуку произведений Сильвестрова. А знакомство все-таки состоялось, хотя и позже, и в конце концов я навестил ту самую квартиру композитора, показанную в этом документальном фильме.
Наши читатели, интересующиеся технической стороной аудиоизвлечения, полагаю, обратили внимание на зеленую обивку в комнате, где работает Сильвестров. Все стены и потолок покрыты тканью еще в 60-х годах, когда в новый дом заселились молодожены Валентин и Лариса. Занятия музыкой в панельной квартире требовали хоть какой-то звукоизоляции. Помимо фортепиано за кадром осталась аудиосистема, на которой Сильвестров слушает музыку. Это хорошо известная ценителям винтажа KLH Twenty , куда (помимо лампового ресивера со встроенным проигрывателем Garrard) входят пара больших полочников. На мой вкус, звучит такая олдскульная система грубовато, но на акустических фонограммах, безусловно, имеется в этой подаче некая выразительность, которая хорошо передает атмосферу зала и исполнение. А в качестве цифрового источника работает простой дискмен Sony! «Вы поймите, — Валентин Васильевич мягко пресекает мои попытки реорганизации аудиокомплекта, — меня в первую очередь заботит семантика в музыке, ну вот чтобы сыграли по-человечески, понимаете?»
Уже стала легендой дотошность композитора на репетициях, с которой он, как я уже успел заметить, мягко, но неодолимо добивается от исполнителя нужной интонации. Поэтому, возможно, западные исполнители Сильвестрова мне нравятся меньше, чем местные. Позволю себе еще раз процитировать книгу Т. Чередниченко: «Едва пианист заносит руки над клавиатурой, чтобы взять первое созвучие, композитор уже бежит на сцену с криком “Не так!”». Причем на этом дело не заканчивается.
Получив новый компакт-диск или придя домой с концерта, на котором он не расстается со своим портативным рекордером Roland R-09, Валентин Васильевич идет в гости к дочери. Там садится за компьютер и в программе Cool Edit доводит фонограмму до нужного ему результата: выделяет отдельные куски, что-то шаманит с уровнями громкости, убирает лишний бас. Это человек, который скоро разменяет девятый десяток! А потом нарезает CD-R и дарит знакомым с аннотацией, мол, вот именно эта редакция соответствует авторской концепции. Теперь такие CD-R есть и у меня.
Написав несколько грандиозных симфоний, в том числе и множество духовных литургий, в настоящее время Сильвестров сосредоточился на багателях (фр. bagatelle — маленькая изящная вещь, безделушка). Мне, еще ребенком любившим смотреть на огни проспекта из темной кухни, под одинокое фортепиано радиоточки (наверное, это были Шопен или Шуман), такое настроение в музыке особенно близко. Этот момент «узнавания» и «вслушивания» важен и для самого Сильвестрова, который в своих посвящениях подчеркивает связь с этими и другими композиторами.
Сегодня Валентин Васильевич принимает поздравления от своих коллег и друзей — композитора Арво Пярта, дирижера Гидона Кремера, пианиста Алексея Любимова и других деятелей искусства. Редакция Stereo.ru присоединяется к поздравлениям и желает великому композитору сохранять творческий азарт и живость духа!