Вы когда-нибудь слышали музыканта, у которого грув — даже в голосе? И в движениях. Причем не только на сцене! Уроженец Питера, живущий в Москве музыкант-космополит Саша Машин, — настоящая драм-машина с человеческой душой. Он умеет играть все стили — от самых простых до самых навороченных, и говорит ритмичными четкими фразами — как будто проход по альтам.

Мы сидим в кофейне на Солянке и беседуем о его сотрудничестве с джазменами международного уровня, о том, должен ли барабанщик сам писать музыку, и как танцевать под 39/16.


— Твой первый сольный альбом — это прям opus magnum: лучшие музыканты Москвы, Питера и Нью-Йорка. Ты такой перфекционист?

— Я вообще control freak. На альбоме я делал все, что можно, сам: я продюсер всего, от букирования студии и режиссера до фото на обложке. Я сам десять лет работал фотографом, так что визуальный элемент для меня крайне важен.


— «Outside The Box» ты выпустил не сам, а на неком независимом лейбле...

— Да, мой альбом — это дебют для лейбла Rainy Days, который создали мои друзья в Питере. Я благодарен лейблу — он мне дал полную свободу. Так я позвал всех любимых музыкантов, с кем играл последние годы, и которые тяготеют к современному джазу.



— И у тебя там сыграли несколько «русских иностранцев»...

— Трубач Алекс Сипягин на меня повлиял: я сам стал играть больше современной музыки, меньше свинга. Грув, переменные размеры и так далее.

Альт-саксофонист Женя Стригалев — человек, с которым мы вместе начинали в Питере. Развивались. Я уехал в Москву, стал работать с Игорем Бутманом. Оставшись без барабанщика — а ансамбль его расползся — он уехал в Англию учиться в Королевской академии музыки и так там и остался, там у него все сложилось, связи и так далее.

С итальянским саксофонистом Розарио Джулиани познакомились всего лишь в прошлом году. А Розарио обожают все саксофонисты! С ним можно за полчаса подготовить программу, которая звучит так, как будто музыканты играют долгие годы.


— И у всех ты попросил по пьесе?

Да, потому что я сам еще только на пути познания радости композиторства, так сказать (улыбается).

Долгие годы именно отсутствие авторского материала мешало мне записать сольный альбом. Чего играть-то? Потом до меня дошло: бывает же, что лидер группы сам не композитор, есть же примеры!


— Арт Блейки?

Ну да! Он собирал феноменальных людей, и все они не только играли, но и сочиняли.


— Один Уэйн Шортер как автор чего стоит...

— Конечно. Ничего плохого, короче (смеется). Да, сам не пишу, но зато я собрал самые любимые композиции из того, что я играл в последнее время. Хотя все изменил немного, но это мое видение. Иногда радикально: «Sipiagins Mood» — это вообще-то две пьесы Алекса Сипягина, которые я переаранжировал. И получившаяся композиция больше представляет меня как барабанщика.


— То есть вылез ты вперед, воспользовавшись служебным положением?!

— Ну, как бы там ни было, но было очень приятно услышать от Саши, что ему моя версия нравится больше его оригинальной!

А я вообще буду пытаться сочинять свое. Буду!


— С прицелом на очередной альбом?

Конечно. Мало того, я его запланировал начать делать уже в августе. Название даже есть: Dance, Sasha, Dance!



— Это что?

Это Дафер Юссеф придумал. Его излюбленная присказка.


— Дафер Юссеф к танцам какое отношение имеет?

— Прямое: он сочиняет так: поет и танцует. И на концертах он двигается, и музыкантам лицом показывает: танцуй, танцуй. Его спросишь, как вот это вот место в нотах сыграть, а он просто: «You have to dance…» — и весь разговор.

Я, поиграв двадцать лет straight-ahead jazz, спрашивал у многих, как играть бит. Ответил Дафер. «Дэнс, Саша!» — вот это и есть бит.


— А ничего, что в сложных размерах?

— Ну в сложных, ну и что? Дафер же не высчитывает математически, он танцует, наигрывает. Так получается пьеса, это потом только выясняется, что там размер 39/16.


— Как вы вообще работаете и общаетесь?

Он мне как старший брат. А материал учится на слух, наизусть, на сцене никаких нот нет. Тяжело! Джазовые стандарты люди репетируют подолгу, а тут совсем новая авторская музыка, и она сложная — размеры переменные типа 39/16. Иногда без подготовки. Дафер говорит, что получается «лучше, чем можно было предположить» и «нам надо играть чаще». Я сыграл с ним пять концертов, он позвал снова. О чем-то это говорит.


— А почему ты не постоянный член группы Юссефа? Свое важнее?

— Просто у него басисты и барабанщики в принципе все время меняются — он любит экспериментировать с ритм-секцией. Да и с солистами — трубач Амброз Акинмисуре у него периодически.

За последние полгода я понял многое. Работая над альбомом я рос настолько быстро и развивался стремительно — никогда такого не было! И это лучше, полезнее, чем играть халтуры в городе. Лучше заниматься на барабанах в подвале, писать собственную музыку и двигать все это на международную сцену. Сидеть в клетке российской — это не очень правильный подход...



— Да это хана, говоря грубо, по-московски.

В общем, стоит выходить за пределы зоны комфорта — научиться чему-то новому можно только делая что-то новое. Да, это трудно и неприятно, но это единственный путь.


— Таких людей, как ты, в Москве десяток от силы. Остальные готовы бегать по халтурам, лабать стандарты, потом проклинать попсу и Земфиру, у которых пиар и бабки.

— Это свойственно нашей русской ментальности. Ты всегда соотносишь любые поступки с мнением окружающих: что люди скажут? Но я понял, что для меня конформизм не имеет больше ни оправдания, ни смысла. Мне не важно, как мою работу оценят, я хочу делать то, что сам считаю хорошим и ценным. Ну не понравится кому-то — это естественно. Да и не все получается сразу, конечно. Но надо делать, вариантов нет.