В субботу 19 августа на московском фестивале «Джаз в саду Эрмитаж» выступает интернациональный квартет пианиста Якова Окуня, с японским контрабасистом Ясуси Накамура и американским барабанщиком Байроном Лэндхемом. На месте приглашенной звезды — саксофонист и флейтист Лью Табакин (Lew Tabackin), которого с Россией и российскими музыкантами еще с начала 90-х связывает дружба и сотрудничество.
Табакин — из тех, кого называют «живая легенда». Он, конечно, никакая не легенда, а совершенно реальный, живой, мудрый человек. Энергичный мастер, который в свои 77 неустанно выступает с разными составами. В окошке скайпа я вижу знакомый образ: очки, борода. Господин Табакин сидит в небольшой домашней студии — деревянные стены, полосы журналов с ним молодым, «кухня» в углу. «Я туповат в плане скайпа», — смеется Лью, поскольку не сразу получается включить видеоизображение. Через полчаса к нему в студию придут знакомые музыканты, не какие-то знаменитости, просто местные, с которыми он тренируется, чтобы поддерживать себя в форме. «Пока дышу — играю», вот кредо Лью Табакина. О других убеждениях маэстро — в интервью Stereo.ru.
— У вас нечасто выходят альбомы. Вы вообще любите студийную работу, какую?
— Технологии я не люблю. Все это оборудование за миллионы долларов и компьютеры… Я считаю, что запись чем проще, тем лучше. Сам предпочитаю близкую постановку микрофона. Не признаю, когда эквалайзером меняют звучание твоего инструмента, заставляя тебя звучать как кто-то другой. Это бред: я много времени работал, чтобы найти свой звук, и не хочу, чтобы звук моего сакса портил какой-нибудь звукорежиссер-дебил!
Самая лучшая запись — это live. Все. Какова группа живьем — такой она и должна быть на записи. Ну, а про то, что CD все равно никто не покупает, поэтому не стоит заморачиваться с частым их выпуском, я говорить не буду. Это всем ясно.
— Ну вот, кстати, на вашем концертнике Live in Paris (2008) странный звук саксофона в первом треке — как будто расщепленный.
— Это в MP3 он странно звучит, потому что iTunes вечно там что-то химичит с записью. Поднимают верха, опускают середину. Черт-те что получается. Я привезу в Москву нормальные CD, услышишь сам разницу. Мы-то всегда все нормально записываем.
CD кому нужны? Почти никому. Вот у моего внука, например, никогда CD-плеера не было, он сразу стал слушать музыку на компьютере через эти мелкие наушники. Ужас (смеется)! Вся надежда на возрождение винила!
— А вы — виниловый маньяк?
— Да нет, у меня нет какой-то особо ценной коллекции, и я ничего уже не покупаю. Я вообще музыку дома почти не слушаю, честно говоря. Не то чтобы мне никто не интересен был, просто я много чего слышал. Например, многих великих я застал еще юношей, играя в нью-йоркских клубах. Чарли Паркера только живьем не видел, а так, наверное, всех. Другие времена были. Обычное дело — открытый концерт, джем. Вы играете, а кто-то присоединяется. И вот ты стоишь на сцене, и тут в зал заходит сам Сонни Роллинз, твой кумир. И собирается к вам на сцену выйти. Ох, это ж страх просто! И вот так все время. Не расслабиться. Ну и понятно, что те ощущения не вернутся, даже если я послушаю первопресс. Я уже другой, время другое, все другое. Но вот мой барабанщик Марк Тейлор — серьезный коллекционер винила. У него, наверное, тысячи джазовых пластинок на первопрессах, все серьезно!
— Вы часто сотрудничаете с американскими россиянами: трубачом Алексом Сипягиным, Борисом Козловым…
— Сипягин мне устроил тур по городам России. Это было незабываемо! А Козлов — отменный басист, очень востребованный в Америке, все его любят. Мне везет, что он находит время и со мною в тур съездить. Мы иногда играем в Японии, и вот там, кстати, Борис очень полезен: с ним не нужен ни менеджер, ни специалист по логистике, потому что он знает все о поездах всего мира (смеется)! В Японии Борис за минуту выстраивает нам маршрут от Токио до самых отдаленных уголков страны. Приезжаем, а нас там спрашивают: «Как же вы сюда добрались, без помощи, без встречающих?» Я отвечаю: «А просто у нас есть Борис».
— В Москве вы будете играть с Яковом Окунем. Как сложилось с ним сотрудничество?
— Я с ним познакомился еще в первый мой приезд, в начале 90-х. Он тогда был совсем юным, но уже умел играть, и все предлагал мне поджемовать. Я тогда играл с биг-бэндом Олега Лундстрема, а это был очень хороший оркестр, некоторые музыканты прям первоклассные. Там играл учитель Бориса Козлова, например, и Михаил Окунь — отец Яши. Так и познакомились. Потом общались в Нью-Йорке, короче, не теряли связь. У меня много разных составов (биг-бэнд, европейский коллектив, проект с женой, пианисткой Тосико Акиёси, — ред.), но я очень люблю русских музыкантов. Когда-то продюсер Виктор Лифшиц пригласил меня в Москву играть и делать мастер-классы в его клубе JVL. Там я увидел, как много в России хороших саксофонистов. Один был такой — Сергей Головня. Я с ним скоро тоже сыграю!