Широко известный в узких кругах ценитель и собиратель винтажной техники, автор многих прекрасно звучащих систем, прививший московским модникам любовь к винилу и лампам и нашедший свое счастье в компании радиол 50-х годов, рассказал нам, как детская мечта выросла во взрослое увлечение, и научил, как достигнуть просветления в звуке путем отказа от аудиофильских желаний.
— Олег, как же угораздило попасть в аудиоманьяки?
— Классический путь. В детстве за удачное окончание школы мне пообещали хорошую аудиосистему. Я увидел такую у друзей, чьи родители привезли ее из Туниса, — усилитель Technics, вертушка, какие-то колонки японские. Я рассчитывал получить нечто подобное по окончании 10-го класса. Но потом случилась перестройка, мечта рухнула вместе с СССР, родители ничего купить уже, конечно, не могли, и началась классическая психоаналитическая история, которая привела к тому, что я сам начал искать себе ту самую систему.
Еще в школе, сидя на уроках, я придумывал какие-то странные аудиосистемы в виде труб и пытался зарисовать их в тетради. Понятно, что точкой отсчета была история с обещанием системы, и в итоге я все время так или иначе думал о звуке. Кроме того, дома лежали старые каталоги по аудиотехнике 1971—1973 годов и это сразу задало период в будущем поиске. Поскольку я их с удовольствием читал, изучал и разглядывал, то получил определенные знания об аппаратуре тех лет. Да и дизайн этих аппаратов мне был ближе всего. И когда я стал более-менее самостоятельным, началась игра — поиск чего-то в комиссионках, в газете «Из рук в руки», по объявлениям.
— И что же нашлось?
— Первой стала вертушка 1974 года Pioneer PL-12 с тяжелым S-образным тонармом, «березковский» усилитель Sanyo 650, с очень ровным звуком и отключаемым темброблоком, килограммов 12 весом, а колонки у меня постоянно менялись. Помню, неожиданно хороши были Blaupunkt в виде тумбочек, примерно 60-х годов, неожиданно они подошли к японскому усилителю. Были колонки Braun, которые с тех пор я очень люблю, много чего было.
Я старался все слушать, много ездил по объявлениям, в неделю на три-четыре адреса в течение нескольких лет, так что через меня очень много прошло техники в то время и я во многом разобрался. Слушал тогда в основном винил.
— А другие носители?
— Катушки и кассеты, конечно, были. Катушечный «Юпитер 202» — первый мой аппарат, был когда-то и кассетный «Электроника 302», очень приличный, кстати, поскольку в основе его был магнитофон Telefunken — по дизайну один в один. Кассеты в какой-то момент, как и у всех, были основным музыкальным носителем.
— А что за музыка была в ходу?
— В школе — какой-нибудь Depeche Mode, это тогда было самое свежее, потом открыл первые альбомы Pink Floyd — до «Meddle», сольники Сида Баррета, потом Can, Screamin’ Jay Hawkins, Брайан Ино. Такого рода музыка. Рок я не слишком жаловал, но вот Бо Дидли, например, любил и до сих пор люблю.
— Как ты стал разбираться в качестве звука?
— Ну хотя меня и не отдали в музыкальную школу, но проверяли в детстве слух и сказали, что он очень хороший, почти абсолютный. Думаю, это повлияло на мое отношение к качеству воспроизведения музыки. Тем не менее у меня скорее эмоциональное восприятие звука — «верю» или «не верю». Если я верю этому звуку — значит звук правильный, а если нет — значит аппарат недотянул.
— Не было попыток проанализировать?
— Только в дальнейшем. Работа у меня тоже была связана со звуком. Я трудился на первой независимой студии грамзаписи, потом на «FeeLee-рекордз», потом звукотехником на студии Стаса Намина, там писались «Алиса», «Браво» и много кто еще из наших культовых артистов. И работа на студии показала мне, как это все звучит в оригинале и как пишется. Однако я был ленивым звукотехником и из этой профессии в итоге ушел.
История с анализом потом пришла по мере работы с людьми — все-таки звук я понимаю именно через людей, их реакцию. А опыт работы на студии дал мне понимание живого звука, как это звучит из контрольных мониторов, в самом боксе.
— А как получилось, что ты начал собирать системы регулярно и консультировать людей?
— Детская мечта неистребима. Я все-время что-то покупал, привозил, менял. Были и «плиты» — горизонтальные музыкальные центры, очень хорошие попадались, я разобрался в разных подходах к звуку. Японский, немецкий и так далее. А в гости ко мне заходили друзья и знакомые, которые, увидев всю эту красоту, просили сделать такое же им. В итоге я им отдавал одно, себе покупал что-то другое и так обеспечивал возможность этой бесконечной игры со сменой компонентов.
— А звучали твои системы всегда по-разному?
— Конечно, характер звука был своеобразный, но я всегда старался, когда собирал системы, чтобы была открытая середина. Если этого нет, не будет и эмоциональной составляющей музыки, и тогда аудиосистема бессмысленна для меня. Если нет высоких и низа — это не так страшно. Я хорошо отношусь к широкополосникам. Верха и басы — это не главное. Я иной раз спокойно слушаю звук док-станции для айфона. У меня такая где-то валяется фирмы Philips, у них правильная идеология, хороший звук.
— Но ты с самого начала заинтересовался старой аппаратурой. Что было не так с современной?
— Ну, во-первых, на новое у меня денег не было, я же неформал. Моя работа на FeeLee — это 3 года поездок по рок-фестивалям с пластинками. Ситуации, когда у меня было бы много денег разом, просто не могло сложиться, а кроме того, современное меня не привлекало, я потом пробовал слушать что-то типа NAD, но мне не понравилось.
— Что было не так?
— Синтетика.
— То есть вот в английском тогда еще NAD была синтетика, а в японском масс-продукте на 20 лет старше ее не было?
— Нет, если речь о том, что произведено до конца 70-х.
— Почему?
— А все просто и логично. Была другая элементная база, был другой подход. Ведь в конце 70-х произошла очень мощная деградация техники. То ли в связи с кризисом мировым, то ли переход на новую элементную базу оказался тотальным, это вообще был большой перелом. Начался разрыв между дешевым и дорогим, хорошие вещи ушли вверх по цене, а массовая техника ушла сильно вниз по качеству. Она была хороша где-то до 1978—1981 годов, которые были переломными.
Так что если человек хочет за небольшие деньги систему, которая хорошо и живо звучит, то да, надо смотреть на то время. Но это тоже история алхимии и комбинаторики, нет абсолютных рецептов. Нет человека, который бы слушал так же, как другой. Человек, комната, музыка — все это надо учесть при построении.
— Как начет универсальности системы?
— Нет такой цели. Я спрашиваю у человека, что он слушает и чем он готов пожертвовать, без этого не обойтись. Жертвовать придется либо универсальностью, либо бюджетом. А аналитики я не использую. Я считаю, что каждая ситуация новая, и если человеку по-настоящему нужна система, она сложится, вещи придут, и нужно будет только направить их в нужном направлении.
— Учитываешь влияние кабелей?
— Да, конечно. Делали мне однажды из немецкой старой меди провода, долго стоявшие под напряжением, получилась идеальная моножила для широкополосников. Я думаю, это все работает, а дальше, как говорится, «есть многое в подлунном мире, друг Горацио, что недоступно электрификации». Есть неизмеряемые вещи, но они работают, и анализировать их я не пытаюсь.
— Твой музыкальный вкус менялся в зависимости от системы?
— Нет, я все же подбирал всегда системы для себя с определенным характером. Ну, то есть если прислушиваться к классической или духовной музыке, тебе понадобится система с большим разрешением, из-за большего количества нюансировки. Но в принципе у меня все системы были заточены под середину. Да, у меня большие барабаны и тонкие тарелочки отходили на задний план, но если система живая и открытая, то она дает все что нужно. Как старые записи Фуртвенглера.
— Что сейчас слушаешь?
— Мало слушаю в последнее время. Русскую духовную. Что-то легкое джазовое, иногда ныряю в старое — типа Бо Дидли того же, Хвостенко слушаю с удовольствием.
— Актуальный носитель?
— iPhone
— Даже так?
— Да. Внутри, конечно, «вавы» несжатые, MP3 я слушать все же не могу, ты просто чувствуешь, как жизнь уходит, да и технически слышно — панорама плавает.
— А винил?
— Очень хорошо, если есть возможность и желание. Винил я слушаю часто, когда собираю людям системы. А у себя иной раз вертушку достаю с полки и подключаю.
— И как живется со старой техникой?
— Нужен хороший мастер, без этого не обойтись. Вот мои любимые ламповые радиолы надо непременно восстанавливать. Иначе это не имеет никакого смысла.
— А как ты к лампам пришел?
— Сначала я очень полюбил ламповые ресиверы Pioneer — у них жирный грубоватый звук в американском стиле конца 60-х. Лампа мне сразу понравилась, но я могу и транзисторы слушать, хоть и с меньшим удовольствием. Лампы синтезируют что-то, что теряется при оцифровке. Некая энтропия, возвращение жизни. Я готов смириться с фактической неверностью звука, если он эмоционально достоверен. А точкой отсчета стал ламповый усилитель Губина, который у меня работал с колонками конца 60-х, большой чувствительности. Отлично шел на них Том Вейтс, скажем. В общем, лампы мне ближе всего.
— А как ты пришел к радиолам?
— У монозвука есть свои акустические преимущества. Он чисто психологически проще для восприятия, в этот звук проще поверить. Для голоса и живых инструментов это отлично. Как 3D в кино, стерео на самом деле нагружает наш слуховой аппарат.
— И в итоге каков звук твой сегодня? Какой у тебя аппарат?
— Да вон стоит радиоприемник Bang & Olufsen, он меня устраивает на 100%. Сегодня даже при наличии неограниченного количества денег я бы не пошел дальше. Я наигрался.
— То есть достиг аудиофильской нирваны?
— Меня может соблазнить разве что неожиданно красивый аппарат. Эстетика для меня важнейший фактор. Дизайн с самого начала диктовал мне направление поисков. Помню, я привозил сюда аппаратуру Braun работы Дитера Рамса — народ вообще не понимал, что это такое. А это шедевры дизайна.
Я раскапываю аппараты интересные мне еще и эстетически. Это тоже игра. И было время, когда я не мог расстаться с техникой, а сейчас легко отдаю. Если что, могу и док-станцию послушать, вон она у меня на антресолях лежит.
— Значит, ты излечился от аудиофилии?
— У меня не аудиофилия, это для меня любимые игрушки, я их меняю все время и легко расстаюсь. Ведь я знаю, что мне нужно, и не переживаю. А на самом деле очень мало кто понимает, что он ищет на самом деле. Это большая проблема. Люди не собирают системы. Покупают, не думая о сочетании, о том, как это впишется в помещение, как на этом будет звучать их музыка, как они это все будут слушать. Люди не могут прийти к результату, поскольку не знают, куда идти.
— И какой совет ты бы дал заблудшим аудиофилам?
— Внимательно прислушиваться к себе и почувствовать, что именно нужно вам от звука. Доверять себе не на рассудочном уровне, а прислушиваться к внутреннему слуху. Вообще абстрактно советы давать нельзя, нужно давать совет конкретному человеку. Но в целом есть простое правило — послушать максимум разных вариантов, чтобы понять, какой звук по душе. Не выбирать по картинкам, не в слепую, не по форумам... Боже упаси слушать этих несчастных. Смотреть не по цифрам, ориентироваться не по советам друзей и продавцов, а послушать самому и понять, какой именно звук ты хочешь услышать.