Гениальное воспоминание Фила Коллинза об его участии в записи альбома Джорджа Харрисона "All things must pass" - не могу не поделиться...
Фил Коллинз в поисках. Отказавшись от услуг Flaming Youth, он безрезультатно проходит несколько прослушиваний. Но весной ему вдруг улыбается интересная возможность…
«На дворе май 1970, мне 19. Алан Блейкли и Кен Говард обо мне не забывают. У них в друзьях есть Мартин, еще один постоялец Ла Шассе, а тот, в свою очередь, является шофером Ринго Старра. Однажды в клубе Мартин спрашивает Блейкли о знакомых хороших перкуссионистах. И вскоре тот звонит мне.
- Чем занимаешься?
- Top of the Pops по телеку… - отвечаю на всякий случай, лежа в ванной.
- Забудь. На Эбби Роуд хочешь съездить?
Без подробностей о том, к кому. Да и какая разница? Несколько недель назад Маккартни объявил об уходе из Битлз, его первый сольник только что вышел. Тем не менее, это шанс показать себя тому, кто забронировал время на Эбби Роуд.
Я вызываю такси. На ступеньках студии меня встречает Мартин. «Мы уже тебя ждем».
По пути перебрасываемся фразами: «Они провели здесь 4 недели, потратили тысячу фунтов и ни хрена не записали» - говорит он. Я думаю: «Вау, похоже всё серьезно».
Я вхожу во вторую студию Эбби Роуд, на сцену, которая сейчас знаменита. В центре – фото с составом участников этой таинственной сессии, то есть задействован каждый из них: длинноволосый Джордж Харрисон (в этот момент я рад за свою шевелюру), Ринго Старр. Продюссер Фил Спектор. Легендарный дорожный менеджер Битлз Мэл Иванс, пару членов группы Badfinger. Художник, ставший бассистом, Клаус Форман, виртуоз игры на Хаммонде – Билли Престон. Питер Дрейк – с педалью стил-гитары. И звукоинженеры Битлз Кен Скотт и Фил Макдональд.
Позднее я запомню каждого из этой сессии и пойму, что не хватает только Джинджира Бейкера. Также я узнаю, что когда я приехал, то, вероятно, разминулся с Эриком Клэптоном.
Свершилось: Джордж в процессе создания своего первого пост-битловского сольного альбома, и я внезапно оказываюсь в центре событий. Ну, точнее, на пороге.
Когда я вхожу, все вдруг перестают разговаривать. Я оказываюсь в центре коллективной подозрительности: «Что это за ребенок?»
Шофер Мартин заговорил высоким голосом: «Перкуссионист пришел».
Я пока не в курсе ожидаемой от меня роли в этом процессе, но «перкуссионист» для меня звучит неплохо, учитывая, что я себя таковым не считаю. В любом случае, придираться мне некогда, потому что теперь сам Джордж со мной разговаривает. «Извини, парень – произнес он со всей своей ливерпульской фамильярностью – тебя долго не было, поэтому ты опоздал на совместную фотосессию». Я нервно смеюсь и немного смущаюсь.
Боюсь ли я? Скажем так, я уверен, но не самоуверен. Я осознаю предстоящую работу: во-первых, произвести впечатление на эту группу. Во-вторых, хорошо отыграть на перкуссии. Это умение не имеет ничего общего с игрой на барабанах. В перкуссию входит много всего – конги, бонго, тамбурин и так далее. Тут не стоит вопрос, как правильно на этом хозяйстве надо играть. Впрочем, везде есть свои нюансы. Я о них в курсе, но скоро познакомлюсь с этим еще ближе.
Атмосфера… расслабленная. Нет высококвалифицированных инженеров EMI в белых лабораторных халатах, ещё нет никаких признаков, что кто-то что-то курил. Позже я прочитал, что Джордж создал зону благовоний, хотя ничего необычного я не чувствую.
Фотосессия закончена, все возвращаются на свои позиции. Я поднимаюсь в диспетчерскую. На том же месте сейчас сидит Спектор. Мы познакомились, он вежлив и не особо разговорчив. Полумрак.
Спускаюсь вниз, где Мэл Эванс, в больших очках и с челкой (даже дорожные менеджеры в Битлз были кумирами) показывает мне мое место. «Вот твои конги, малыш, рядом с барабанами Ринго».
Итак, Эбби Роуд, вечер, четверг, конец весны / начало лета 1970 года. Со мной мои конги, справа от меня – установка Ринго, слева – Билли Престон. Где-то там Джордж и Клаус. Мы собираемся записать песню «Art of Dying».
«Ну что, сыграем для Фила всё сначала?». Никто этого не произносит. Ни Джордж, ни Ринго, ни Спектор. Также никто не подсказывает мне: «Вот тебе ноты, Фил. Вот здесь идет песня, вот там ты вступаешь». Джордж не спускается и не делает ничего из этого. Он вообще ничего мне не говорит. Он занят своими делами, пытается собраться с мыслями или еще что-нибудь.
Вместо этого всего я слышу: «Один, два, три, четыре!»
После первого, явно пробного дубля, я совершаю ошибку. К сожалению, она не будет последней. Я больше не курю сигареты, но очень нервничаю и, чтобы не выделяться, спрашиваю у Престона: «Можно мне сигарету?»
- Да не вопрос, пацан.
Я закурил. Беру парочку у Билли и прошу парочку у Ринго. Чувствую себя неважно, не потому что начинаю быстро дымить. У меня чувство, что я действую всем на нервы. Спустя годы я должен был подарить медаль Ринго на Mojo Awards и специально для него приготовил пачку Мальборо. К сожалению, я заболел и не смог попасть на церемонию. Так что я всё ещё должен Ринго те сигареты.
Вскоре Билли на меня кричит. «Бл… мужик, купи уже себе сигареты». Точнее об этом говорит его взгляд. Это единственный неловкий момент. Впрочем, так мне казалось.
Вечер продолжается. Мы играли и играли, я курил и курил (маялись дурью и лезли из кожи вон). Я надеваю наушники и слушаю инструкции Спектора: «Хорошо, послушаем только гитары, бас и барабаны… А теперь бас, клавишные и барабаны».
Я играю каждый раз, когда он произносит «барабаны». Осторожности ради предпочитаю играть, чем рисковать, когда взрывной (не имею в виду агрессию) Спектор на меня крикнет: «Чувак, ты чего не играешь?». Поэтому я играю снова и снова. Но я не перкуссионист и, судя по всему, из-за волнения перестарался. Я сдаюсь. Спустя час мои руки в непонятном состоянии. Они покраснели, появились волдыри. У меня уже была позднее подобная сессия с Рэем Купером, перкуссионистом Элтона Джона. Он замечательный музыкант, который играет до последнего. Аж до крови на стенах. Не удивительно, что Элтон его любит.
Десяток дублей, а мне до сих пор не сказали, что конкретно и как нужно играть. Поэтому я сыграл то, что больше подходило. Я играл, снова и снова. Всё это время нет никакой обратной связи со Спектором, что меня смущает. Тем не менее я пытаюсь соответствовать, выглядеть круто, не допускать ошибок.
В какой-то момент подходит шофер Мартин: «Ну что, Фил, всё в порядке?»
- Да, отлично. Сигаретка есть?
Наконец, спустя бесчисленное количество дублей «Art of Dying», я слышу роковые слова Спектора: «Хорошо, парни. Конги, можете играть?» У меня даже имени нет. Хуже того, он меня не слышал. Вообще ни разу.
Я стою, смотрю на свои кровоточащие руки, а от сигарет кружится голова. В голове мысли: «Спектор, сволочь, мои руки убиты, а ты даже меня не слышал».
Билли и Ринго, стоявшие по обе стороны, ржут. Я вижу, что они чувствуют по отношению ко мне. Они знают, как усердно я работал, и должны понимать нервы подростка. Как он весь вечер переживал. Как был таким радостным и как его жестко обломали.
Но всё же лед тронулся, и мы играем ещё несколько раз. А потом все исчезают. Вот просто так. Я выхожу и звоню из фойе Лавинии. «Никогда не угадаешь, где я… Эбби Роуд! С Битлз!». Но на самом деле я говорю: «Не могу поверить своей проклятой удаче. Ты реально со мной захочешь после этого общаться!»
Возвращаюсь обратно, но уже в пустую студию. Здесь никого, экипаж покинул корабль. Джордж, Ринго, Билли, Клаус, Мэл – все ушли. Очевидно, где-то началась вечеринка и меня явно не пригласили. Появляется шофер Мартин. «О, думаю, теперь это на всю ночь. Скорее всего, они сядут смотреть футбол» - говорит он, намекая на английский матч по телеку.
Я пытаюсь справиться с нытьем: «Я же ни с кем не попрощался...». Нет возможности сказать: «Спасибо, Ринго. Спасибо, Джордж, держи мой номер. Билли, если будешь когда-нибудь в городе…» Ничего подобного. Только шофер Мартин со словами: «Тебе вызвать такси?»
Я уезжаю затемно. Мне предстоял долгий путь домой, но я помню каждую ноту из этой сессии. Мои руки всё еще болели и кровоточили, но я 19-летний будущий музыкант и меня записывали на Эбби Роуд с Битлз. Ладно, с половиной из них. Но всё же!
Спустя несколько недель мне на почту приходит чек от EMI – 15 фунтов за услуги Мистеру Джорджу Харрисону над созданием альбома "All Things Must Pass". Я бы сохранил чек в качестве сувенира, но мне очень нужны были деньги.
Дальше надо было сделать предзаказ альбома. Я иду в музыкальный магазин Memry Discs в Хаунслоу. «Хочу заказать альбом Джорджа Харрисона «All Things Must Pass». Я там участвовал». Но я так не говорю. Точнее, не думаю, что я так сказал. Но я бы не упустил сию возможность.
После бесконечного ожидания в конце ноября у меня звонит телефон: «Здравствуйте, мистер Коллинз! Это Memory Discs. Ваша запись ждёт». Да, это моя запись. И она, наконец, уже в магазине.
Я мог бы туда пойти пешком, но это вопрос срочности. Поэтому я беру автобус: 110, 111, 120 – не важно, они все проезжают мимо магазина. Покупаю альбом, он выглядит прекрасно. Восхитительный тройной альбом, упакованный в бок-сет. Я выхожу из магазина и верчу запись в руках с мыслями: «Внутри… я… в альбоме Битла!»
Открываю альбом, стоя на тротуаре. Бегу по списку задействованных музыкантов. Клаус Форман… Джинджир Бейкер… Билли Престон… Ринго Старр… Всё правильно, они все есть, даже кошки, которые я видел тогда в студии, и кроме них от Эрика до Джинджера, будущего барабанщика Yes Алана Уайта и саксофониста Стоунз Бобби Кейса. Все есть. Все, кроме меня. Должно быть, ошибка. Моего имени нет. Меня вычеркнули.
Невероятное разочарование. Я опустошен. Но оживаю. Ладно, неважно, пойду домой и послушаю. Если я не вижу себя в именах, по крайней мере, услышу себя в песне. Но как только игла падает на диск и начинается песня, я понимаю, что меня нет в «Art of Dying». Они даже не использовали ту аранжировку, в которой был я. Бог мой. Что происходит?
Я не знал, что различные аранжировки – это жизненно важно для Фила Спектора. «Мы прервем сеанс из прошлой недели… У меня есть новая идея…»
Однажды в 1982 году я работал с Гэри Брукером из Procol Harum в студии Farm над его альбомом «Lead Me to The Water». Гэри спрашивает: «Может нам пригласить Джорджа или Эрика на гитару?». Гэри несколько лет играл в составе группы Клэптона, и с Харрисоном он знаком – он также играл в альбоме «All Things Must Pass», но его игру на рояле вырезали.
Гэри приглашает сыграть на гитаре обоих и они соглашаются. Когда приходит Джордж, я ему представляюсь: «Да, Джордж, мы уже с тобой раньше играли». И я начал рассказывать ему историю того мая в студии Эбби Роуд 12-летней давности.
- Чего, серьезно, Фил? Я ничего из этого не помню…
Зашибись. Мало того, что Битл уничтожил мою жизнь, он еще ничего не смог вспомнить. И если раньше мне было просто хреново, то теперь…
На протяжении 80-х и 90-х годов, когда всё идёт хорошо, я не могу избавиться от этой неприятной мелочи, которая меня беспокоит. Неужели я был недостаточно хорош и поэтому меня вычеркнули из "All Things Must Pass"?
В 1999 году я участвую в гонках Формулы-1 в честь 60-летия легендарного Джеки Стюарта. И после мы пришли на вечеринку по случаю дня рождения Джеки в его новую резиденцию в Великобритании. Приглашены все крупные шишки, королевская семья и гонщики. Я за одним столом с детьми принцессы Анны - Зарой и Питером. Среди присутствующих… правильно. Джордж.
К этому времени я уже пару раз встретил его с Эриком. Я узнал его ближе, как прекрасного человека и моего любимого «битла». И я достаточно его знаю, чтобы поинтересоваться: «Эй, как поживаешь?». И в очередной раз вскользь (с надеждой) я спрашиваю его об альбоме «All Things Must Pass». Но память опять его подводит. Ничего. Ни хрена. Пф.
На следующий год меня в Хоккенхайме ловит музыкальный журналист. Прямо из ничего он задает вопрос: «Фил, вы же были на «All Things Must Pass», не так ли?». Внутри меня всё заколотило: «Да! ДА! Был!» Вместо этого я пытаюсь заигрывать с незнакомцем и говорю: «Ну, это долгая история».
А потом он говорит: «Знаете ли, что Джордж в честь 30-летия альбома собирается сделать ремастеринг? Я знаком с Джорджем, у него есть все мастер-ленты, я спрошу, может ли он найти в них вас».
Вдруг я оживаю. «Было бы отлично». И не просто узнать, что случилось, а ещё и получить ту копию из моей сессии. «Было бы здорово. Песня называется "Art of Dying". Как думаете, сколько времени это займет?»
Но проходит много времени, я уже ничего не жду. В глубине души чувствую, что больше и не услышу об этом. Но в следующую среду получаю по почте небольшой пакет. Это кассета с рукописным письмом.
«Дорогой, Фил. Не ты ли это? С любовью, Джордж»
Я думаю: «Вот оно. Прямо здесь, на этой кассете». Будто я прикоснулся к Святому Граалю. Я уже и не мечтал, и не похоже, что Джордж выкопал это в том токийском магазине, который славится своими запасами бутлегов ливерпульской четверки. Потому что я уже был в том магазине и там этого не было. Это сам Джордж мне отправил!»
Но я не слушаю сразу. Не могу себя заставить. В конце концов, я иду в домашнюю студию, закрываю дверь, пододвигаю стул, вставляю кассету и нажимаю Play. Вот-вот, небольшое шипение, начинаются барабаны.
Ба-да-даа бум!
Из громкоговорителей врываются конги. Для натренированного слуха сразу можно услышать недостатки игры, не попадание в ритм. Всемогущий Господи! Скорее выключи!
Парень, ты свободен. Ну, можно сказать, что у этого парня было какое-то подобие таланта, но не везде. Но и этого достаточно, чтобы произнести: «Избавься от этого ребенка!»
Я в шоке. Не помню, чтобы играл так плохо. Моя игра слишком назойливая, слишком активная, слишком любительская. Это явно не то, что нужно было г-ну Харрисону и Спектору.
Как только люди перестают играть, всё затихает. Затем я слышу этот отличительный голос. Это Харрисон говорит Спектору: «Фил? Фил? Как думаешь, может, нам сделать ещё одну попытку, но без этого игрока в конги?»
Я перематываю 4-5 раз, пока не удостоверюсь, что я всё правильно услышал. Харрисон кричит Спектору, отправляя меня в мусорную корзину. Мои худшие опасения оправдались.
"Фил? Фил? Как думаешь, может, нам сделать ещё одну попытку, но без этого игрока в конги?"
Внезапно, вот она – правда. Все эти годы я думал (надеялся!), что они просто сменили музыкальное направление песни. Успокаивал этой мыслью себя, свое разочарование опытом 30-летней давности. И теперь я понял: меня уволили. Никто не исчезал, никто не уходил смотреть в футбол или баловаться наркотиками. Они избавились от меня. «Нужно избавиться от этого игрока в конго. Мы исчезаем». Будто никто не знал, как это стоит преподнести, особенно учитывая, что вы – кучка рок-звезд. Вы просто исчезаете и всю грязную работу оставляете шоферу Мартину, чтобы угробить 19-летнего парня.
Спустя несколько дней я сидел в спальне Мэтью, моего младшего сына. Звонит телефон. Это Джеки Стюарт. «Здорово, Фил, как дела?» Мы немного поболтали. Он говорит: «Думал, что увижу тебя на концерте памяти Джона Леннона прошлым вечером на Royal Albert Hall».
- А чего, концерт был? Я и не знал – стараюсь отвечать непринужденно.
- Ну да, великолепный вечер. Куча барабанщиков.
- Серьезно?
- Ага. Куча игроков на конгах.
Я растерялся. С каких это пор, Джеки Стюарт, легенда гонок, чемпион по охоте на голубей, интересуется конгами и барабанщиками? После чего он говорит: «У меня тут твой приятель, он хочет с тобой поговорить». И передает трубку Джорджу Харрисону: «Привет, Фил. Ты запись получил?»
Наконец, 30-летние раны выходят из-под контроля.
- Джордж, ты сволочь.
- Эй? Почему?
- 30 лет у меня была своя версия того, что случилось тем вечером и почему меня исключили из «All Things Must Pass». И теперь я понял, насколько звучал убого, что Фил чертов Спектор уволил меня.
Харрисон рассмеялся.
- Не, не, не! Эту кассету мы только что сделали, на днях.
- Э? В смысле?
- Это был Рэй Купер. Он помогал мне перемикшировать альбом. Я ему сказал, чтобы тот как можно плохо сыграл на конго в «Art of Dying». Мы специально записали этот дубль для тебя.
И я снова повторю: Джордж, ты сволочь. Тридцать лет эмоциональных «американских горок», и вот ещё один фокус. Это был не я! Это Купер обезьянничал с Харрисоном.
Впрочем, есть и забавная сторона, особенно учитывая, что Джордж подтверждает, что меня никто не увольнял (если память ему не изменяет).
Рассказал ли Джордж, что на самом деле случилось с моим дублем? Нет, конечно. Он не смог вспомнить. У него не сохранились воспоминания о тех сессиях. Я в это верю, хоть и с трудом. Как можно не запомнить рабочий процесс «All Things Must Pass»? Там же было столько всего, что нужно было запомнить, но кажется, что действительно… многое забыл. Возможно, если ты битл – то существует куча всего, что нужно запомнить, поэтому легче иногда и забыть.
В буклете к изданию, посвященному 30-летию альбома, который вышел в марте 2001-го, за 7 месяцев до его смерти, Джордж сам сделал приписку: «Я этого не помню, но видимо, там был ещё подросток Фил Коллинз».
Джордж, надо отдать ему должное, прислал мне копию ремастеринга альбома. Блестящий, хотя он мог быть ещё лучше, если бы была включена «моя версия Art of Dying».
И у меня всё ещё сохранилась та комедийная кассета с конгами. Моё сокровище.
И да, это тебе, Джордж: ты милая сволочь»*.
ссылка на полный текст:
