Открытие последних лет — это русский рэп. Специально не написал «музыкальное открытие», потому что сейчас понесется грязь по трубам: это не музыка, они петь не умеют, это безобразие и тому подобное. Тем не менее, рэп — старый и влиятельный стиль. Как так получилось?
Как бы то ни было, рэп, похоже, завоевал уже все страны и континенты. Такая «плохая» музыка столь влиятельна? У кого-то есть ответ в стиле «потому что человечество деградирует, а вся молодежь — дебилы». Правильный ответ: потому что эта музыка — не плохая. Просто то, что вашим родителям кажется ором и воплями на фоне звукового хаоса – это а) не ор и б) на фоне не хаоса. Рэп состоит из множества штучек, которые надо сделать, над которыми надо запариться, которые могут получиться шедевральными или бросовыми. И если кто-то этого не понимает — его проблемы.
Первая фишка рэпа: поэзия. Раньше у нас само слово «rap» так и расшифровывали: Rhymed American Poetry. Чушь несусветная. Во-первых, в США, где стиль возник, нет такой любви к аббревиатурам, какая была в совдепии, простите, в нашей стране. Во-вторых, рэп — это самоназвание, и с чего бы в этом самоназвании вдруг возникло бы прилагательное «американская»? От кого таким образом исполнители хотели отмежеваться? Афроамериканец скажет про себя, что он скорее black, nigger, но не American. Ну, в общем, никто уже не навязывает такое толкование термину, и слава богу.
Вполне нормативное английское слово «rap» означает «легкий удар; наказание; обвинение; резко говорить, выкрикивать». Исследователи Бест и Келлнер так говорят об этом: «Исполнители рэпа… создали новый музыкальный жанр, в котором уникальным образом выражен гнев городского низшего класса, его чувство угнетенности, его открытый мятеж. В связи с относительно низкой стоимостью затрат, связанных с производством и распространением этого жанра музыки, чернокожие исполнители и продюсеры нередко сами могли контролировать данную форму музыкальной продукции. Они создали средство коммуникации, относительно свободное от цензуры и контроля со стороны господствующего класса и доминирующих социальных групп. Более того, рэп — это часть яркой хип-хоп культуры, которая сегодня уже стала доминирующим стилем жизни и поведения во всем мире» (Best S., Kellner D., Rap, Black Rage, and Racial Difference, 1999. Рус: сборник «Массовая культура», М., 2005).
Вторая фишка рэпа — собственно музыкальное сопровождение. Да, оно есть, это сопровождение, и оно действительно музыкальное. Короткие мелодии («попевки») и ритмический рисунок — бит. Бит — это вообще самое главное и самое хитрое. Сочинять бит — особый талант, не каждому дано. Одним из лучших в этом деле всегда считался Доктор Дре. Кстати, все хитрые ритмы Эминема — его рук дело.
И, наконец, третья составляющая рэп-произведения — сэмпл. С этим тоже надо повозиться — найти такой кусочек в чужом музыкальном произведении, чтобы на его основе сделать свое. Это требует определенной фантазии, не говоря уже о том, что т.н. «очистка» сэмпла (т.е. получение разрешения на его использование) — удовольствие недешевое. Так что все разговоры насчет «Эминем это у Aerosmith спер» забудьте, как страшный сон. Эминем и Дре — гении сэмплирования. Песню Toy Soldier (про «терки» рэперов, их непростые цеховые взаимоотношения) знают все, но кто вспомнит песню певицы Мартики, откуда взялся ускоренный сэмпл? Вот то-то и оно.
Да, действительно, рэп начинался как читка под скрежет винилового проигрывателя, но сегодня это — просто cutting edge, передовой край студийных технологий. Да и, извините за выражение, массовой культуры. «Рэп, — пишут те же Бест и Келлнер, — воплощает многие черты эстетики постмодерна. Он впитывает в себя всевозможные музыкальные стили… Одновременно он кочует по национальным культурам и географическим областям, скрещивается с местными формами культуры, приобретая национальные черты и порождая новые культурные формы. Если… ранний рэп нередко был технически примитивен, позже он прошел эволюцию и превратился в сложный гобелен звучаний, с использованием сэмплинга, многоканального наложения, компьютеров и всяческих изощренных техник микширования».
Ради справедливости надо сказать, что рэп все-таки завоевал популярность не из-за красот студийных ухищрений, а из-за своей уникальной социальной роли. В США музыка рэп (и хип-хоповая культура вообще) сложились как форма социального и этнического протеста. «Рэп — это CNN черной Америки», известный тезис.
Как стиль жизни
Рэп — не шара, но профессиональное искусство, договорились. Имидж не отчуждаем от жизни? Все по-честному? Есть один очень показательный и абсолютно парадоксальный пример, который одновременно подтверждает и опровергает это. Это судьба знаменитого Тупака Шакура. Он вырос в небогатой, но приличной семье. Ходил в школу, занимался в театральном кружке, занимался музыкой и танцами. Писал стихи. Ну, просто-таки как московский пионер из интеллигентной семьи врачей-учителей-евреев.
Потом Тупак увлекся рэпом. Озаботился социальной несправедливостью. Прославился. Начал выкидывать выходки. Загремел в тюрьму раз-другой, причем за какую-то ерунду и ненадолго. Это его еще больше распалило. И понеслась. Был застрелен в возрасте двадцати пяти лет.
Всегда, когда я смотрю кино про Тупака или читаю о нем, возникает ассоциация с какими-нибудь европейскими декадентами начала прошлого века. Все эти стремления «сделать» свою судьбу, представить себя как объект собственного творчества… Так же и Тупак. Черт возьми, он же не был неблагополучным подростком, что ж у него за проблемы? Он прославился еще до того, как стал скандалистом. То есть сперва он стал образцовым рэпером, звездой стиля, а потом уже подогнал судьбу под этот образ.
Ну, это в Америке. Ненавистники рэпа любят говорить, что это-де только для «американских негров». Тем не менее рэп освоили и привили ему национальный акцент и европейцы, и турки, и японцы с корейцами (честно — и такое доводилось видеть), и даже мы, россияне.
Щемит в душе тоска
В нашей стране за рэп взялись чуть ли не в конце 80-х. То брались, то опять руки отдергивали — с переменным успехом. Имен не называю — многие достойные канули в лету, если кого-то помните — хорошо, если нет — не фига делать вид, что «и у нас в стране существовала развитая хип-хап-культура».
Так вот, насколько я понимаю, социальный пафос, протест, откровенность и невыносимое желание свободы — именно это сделало рэп таким привлекательным в глазах всего прогрессивного (простите, «деградирующего») человечества. Вне Америки заимствовалась форма, которую еще предстояло наполнить своим содержанием. А это, как оказалось, не так уж просто. Пример — российский рэп. Все разговоры насчет того, что русскому уху «нужны мелодии» и «у нас любят, чтоб хорошо пели», на мой взгляд, не выдерживают никакой критики. Ну, во-первых, в стране существует мощная субкультура, в которой люди не умеют ни петь, ни играть (за редким исключением): барды. И что? Да ничего. Любители бардов говорят, что «здесь главное — текст», а ни про какое «русское ухо» не вспоминают. Хорошо.
Некоторые группы пытались говорить о преступном мире и лихих девяностых, но вообще-то эту тему уже застолбил русский шансон. Немногие — «Отпетые мошенники», Мистер Малой, позднее «Игра слов» — развивали ироническую тему. Все остальные, похоже, высасывали из пальца речевки вроде «а нам весело, а мы рэперы, мы рэп читаем, танцуй-веселись». В общем, как говорили в моей юности, вечеринка «заведи себя сам».
Я всегда подозревал, что если б наши нашли, наконец, свою актуальную тему, то русский рэп был бы получше любого другого. Пока же происходит, мягко говоря, по-разному.
А как там у французов?
На Radio France есть целая серия подкастов о французском рэпе. Ничего удивительного: этот жанр у них особой ценностью обладает. Вообще в мире второй по распространенности рэп — французский. Французы сразу подхватили модное американское течение, в 1979 году, когда Франция услышала первый в мире хит в стиле рэп — "Rapper's Delight" группы Sugarhill Gang.
Французский рэп обожают даже у нас. Почему-то: французский язык у нас не первый иностранный для всех. Видимо, энергия и знаменитое французское качество звука, эдакий саунд-деликатес. У французского рэпа тоже отчаянное социальное происхождение. Французский хип-хоп — это такое же прибежище для тамошних чернокожих и арабов.
У нас как думают: вот-де, хорошая-добрая Франция приютила дикарей, а те сидят на пособии и ни черта не делают. Во-первых, дикари in question — это выходцы из колоний, которые славная Франция доила не один десяток лет. Пустили — это да. Это как бы должок отдали, что ли. Потом — лица арабских и африканских национальностей живут во Франции не одно поколение, и, судя по всему, до сих пор испытывают определенные трудности с адаптацией в том обществе. Известный парижский рэпер Кома (араб по национальности) признавался, что стал артистом чуть ли не от отчаяния: «Я закончил школу, юридический колледж, но не мог найти нормальную работу по специальности. То, что мне предлагали, не имело перспектив. Работодатели с этой сфере не любят арабов. Хотя какой я араб? Я родился и вырос в Париже, мой родной язык — французский…».
«Инородный» Кома стал писать стихи на благородном французском языке и вскоре прославился. (Это, кстати, европейская «фишка» — инородцы плохо встраиваются в тамошнее общество, зато не имеют проблем с получением всяких грантов и прочих подачек «братьям ихним меньшим».) Теперь вокруг его студии сколотилась целая тусовка таких же, как он. «Мы записываем молодежь бесплатно, — говорит Кома. — Потому что куда им деваться?» Но счастливая судьба Комы — одна из тысяч. В общем, смысл в том, что французский рэп — содержательный и социально ориентированный. Все остальное, весь «гламур» (извините за слово неприличное) — приложилось.
Die Fantastische
В соседней ФРГ немцы начали развивать хип-хоп чуть ли не раньше остальных. Одними из первых прославились Die Fantastische Vier, «Фантастическая четверка», короче говоря (я сам не мог запомнить это название, пока немецкий не выучил).
Немецким артистам было на что опереться. 90-е – драматичное объединение Германии, время переселения турков, российских немцев и евреев. Соответственно, появились первые межнациональные «терки», чего не было со времен Третьего Рейха. Появились как бы люди второго сорта — осси, восточные немцы. Распространились неонацистские идеи среди молодежи. Особенно на Востоке страны.
В романе Инго Шульце Simple Storys, рассказывающем о драме объединения, один из персонажей описывает тогдашнюю жизнь так: «Идет февраль 91-го… массовые увольнения служащих и драки между фашистами и панками (Fachos und Punks), скинами и ред-скинами. На выходные прибывает подкрепление из Геры, Галле или Лейпцига-Конневица, и те, кто имеет численное преимущество, охотятся на остальных».
Но в ФРГ есть не только это. Есть качественный попсовый рэп. Моя любимая группа – Tic Tac Toe, из-за текстов, не в последнюю очередь. Ничего социального — скорее, о личном. Темы: подростки и родители, любовъ, пьянство. Героиня первого хита группы, “Warum?” («Почему?», точнее, «За что?») — девочка, погибшая от наркотиков.
В зрелом возрасте три участницы Tic Tac Toe перестали хулиганить и обратились к просто-таки журналистским темам. В песне “Spiegel” («Зеркало») от первого лица рассказываются три истории посетителей групповой психотерапии (“Gespraechsterapi”). Персонажи (толстая девочка-подросток, богемная красотка-фотомодель, молодой отец семейства) жалуются на судьбу, внешность и вообще весь белый свет. Почему? «Mein Spiegel zeit mir was ich nicht sehen will/ich will jemandem anderen sein und meine ganze Welt zerbrich bald in tausend kleine Teile» — «В зеркале не то, что я хочу увидеть». Фишка Tic Tac Toe — среднетемповый речитатив, драматичные тексты на фоне жесткого прямого бита и плывущих мелодий.
Трибуны Олимпийского
Но вернемся в Россию. В апреле 2017 года рэпер Баста собрал стадион «Олимпийский». На концерт пришли 35 000 человек — все трибуны стадиона были открыты полностью, а не половина, как обычно. Баста стал первым русским рэпером, собравшим такой огромный зал. Означало это одно: русский рэп вышел из подполья. Сколько ему лет для этого понадобилось, десять, двадцать? Учитывая, что московские мажоры баловались рэпом ещё чуть ли не в конце 80-х. Ну, брейк-данс-культура у нас тогда точно была, я помню.
Участник группы «Каста» (Ростов-на Дону) Шым рассказывал мне так: «В то время, в середине 90-х, случайно встретиться двум рэперам было крайне сложно. Рэпер тогда был реально — повстанец. Все потому, что слушали рок-музыку. Потока музыкального из-за границы было все еще мало, Интернета все еще не было, музыки в Интернете — тем более. А русский рок с падением Советского Союза заткнулся… Без обид, они молодцы! Они падение СССР очень классно отыграли. Просто потом петь стало не о чем. Возник вакуум. Рэперов было очень мало. И это были мы».
Так русский рэп, наконец, нашел свое содержание. В условиях «мягкой цензуры» — то есть исчезновения независимых СМИ — голос всякой шпаны из регионов, рассказывающей о жизненных проблемах, вдруг стал серьёзнее и громче.
