В марте этого года исполнилось 83 года со дня рождения культового джазового пианиста Стива Кьюна (Steve Kuhn). За свою долгую жизнь он успел поиграть с Стэном Гетцем и Джоном Колтрейном, выпустил внушительное количество сольных альбомов с прекрасными музыкантами. Выработал свой узнаваемый стиль — прозрачный классический звук, романтичный, самоуглубленный, но драйвовый. Интеллигентный драйв, скажем так. Наконец, он — автор стандарта «The Saga Of Harrison Crabfeathers». Проще говоря, Кьюн — один из последних из могикан великой истории американского джаза. При этом известно про него довольно мало.
Джазовый динозавр, культовый музыкант, а в Википедии — в англо-, немецко- и франкоязычной — про него написан один абзац. А что Стив Кьюн в рунете? Про это я вообще молчу.
У нас даже не решили, как писать фамилию пианиста: Кун или Кюн. Американцы произносят ее как-то типа «Къ-йун». Так и запишем: Кьюн. Но вообще-то все три кириллических варианта далековаты от нормального американского произношения.
В России Кьюн вроде не бывал. В Москве уж точно — во всяком случае, в последние пару десятков лет, что я слежу за джаз-сценой. Но несправедливость отсутствия информации в рунете стоит исправить. К счастью, маэстро нередко дает обстоятельные интервью, в которых ему, что называется, не западло бесконечно отвечать на одни и те же вопросы о своем прошлом. И вроде бы Кьюн выдает вполне не противоречивые сведения!
Детство. Отрочество. Русские связи
Стив Кьюн родился 24 марта 1938 года в Бруклине. Родители — первое поколение эмигрантов; их родители переехали в Штаты из Будапешта.
Музыкой он начал заниматься в пятилетнем возрасте. Родители, люди музыкальные, решили, что надо бы поучить сына на фортепиано: «Пианино — это ж как целый оркестр!» Позже, в Бостоне, учился у пианистки русского происхождения по имени Маргарет Шалóф. Она — мать джазового баритон-саксофониста Сержа Шалофа. Кьюну преподавала «фортепиано в русском стиле, как она сама называла свою школу».
А ему нравилось импровизировать на классические темы. Вундеркинд: еще подростком Кьюн стал выступать в Бостоне с Сержем Халофом. «Отец возил меня на концерты на машине… А Серж, бывало, орал на меня на сцене, когда ему что-то не нравилось!»
В 2004 году Кьюн выпустит альбом «Promises Kept» («Сдержанные обещания») на лейбле ECM. Как дань уважения родителям, которые родили его «в свободном обществе», где он «смог делать музыкальную карьеру без всяких ограничений».
Намек, понятно, на то, что в социалистической Венгрии быть вечным фрилансером, играющим что нравится, не вышло бы. «Всегда, например, мечтал записываться со струнными — и, наконец, сделал это. Родители были в курсе этой моей мечты».
В спецшколе по блату
В 1959 году Кьюн закончил Гарвард, и в том же году получил стипендию на обучение в Lenox School of Jazz — летней программе джазового образования в городе Леннокс, штат Массачусетс.
«Я три недели проучился там в августе 1959 года. Там же познакомился с <трубачом> Кенни Дорэмом», — будущим первым серьезным работодателем. «Занятия там вел, в частности, Билл Эванс, а среди студентов были Дон Черри, Орнетт Коулмен, Гари Макфарленд. Мы тогда мало спали, тусовались все время. Учиться было очень интересно. Урок у самого Билла Эванса, представьте себе! Он мне написал упражнение на листочке — до сих пор храню. С этим листочком я потом поехал в Нью-Йорк, а Билл лично мне продолжал помогать.
В Ленноксе наши наставники собирали группы из студентов, и я попал в коллектив с Орнеттом Коулменом, Доном Черри и басистом Ларри Ридли. Не очень понимал, что там мне, пианисту, делать в той музыке, что они играли, но слушать их было здорово».
Когда Кьюн переехал в Нью-Йорк, чтобы профессионально заниматься музыкой, его пригласил к себе в коллектив тот самый Кенни Дорэм. «Леннокс стал подкидной доской для моей карьеры!»
С Дорэмом Кьюн много выступал и записался на альбоме «Jazz Contemporary». Интересно, что пианист дважды устраивался к трубачу в коллектив. Из-за Джона Колтрейна.
С Трейном
Стив Кьюн был настоящим фанатом Джона Колтрейна еще с подросткового возраста. В Нью-Йорке он прослышал, что Трейн ушел от Майлза Дэвиса и собирает свой коллектив. У кого-то из музыкальной тусовки молодой пианист добыл телефон саксофониста.
«Хотя вообще-то я человек довольно застенчивый, все же позвонил Колтрейну домой. Вот, говорю, вы меня не знаете, разрешите представиться, я пианист, играю сейчас с Кенни Дорэмом, а было бы здорово как-нибудь встретиться поговорить о музыке, поиграть, может быть».
Колтрейн выслушал, записал номер юноши. Через какое-то время позвонил ему и пригласил в студию неподалеку. Студия представляла собою зрелище довольно аскетичное: несколько стульев, пианино. Музыканты проговорили несколько часов, обменялись идеями. И разошлись по своим делам. Кьюн не получил никакого предложения о сотрудничестве.
Но через несколько дней Трейн вновь проявился — на сей раз он пригласил молодого музыканта к себе домой. Его жена Наима покормила их обедом. Но «опять никакой определенности, никаких предложений, договоренностей, результата! Но неделю или дней десять спустя в моем номере отеля зазвонил телефон.
Это Джон: “Стив, тебя устроил бы для начала гонорар в 135 долларов в неделю?” Вот тут я просто оказался на седьмом небе от счастья! Поверить не мог!.. Кстати, Кенни Дорэм мне платил сотню в неделю, так что и тут вышло повышение, так сказать. Разумеется, не это главное. И я тут же выпалил: “Yes!!!”»
У новорожденного коллектива Трейна уже были забиты концерты аж на месяц в недолго просуществовавшем нью-йоркском клубе Jazz Gallery. Кьюн отыграл две недели. Все это время — аншлаги и сходящая с ума публика. Потом его сменил Маккой Тайнер.
«Позже я узнал, что Джон изначально планировал взять в свою группу Маккоя Тайнера, но тот был связан контрактом, играл в группе с Бенни Голсоном… Джон его ждал. Когда я услышал Маккоя с ним, я понял, что он идеально подходит, он — все то, что Джону нужно было от пианиста. А я, возможно, играл неважно, не всегда понимал, задавал вопросы».
И Кьюн снова вернулся к Дорэму. А о Колтрейне он до сих пор вспоминает с теплотой, не упуская трогательных, интимных деталей: «Он жил музыкой. Никогда почти не выпускал мундштук изо рта — ну только когда ел и спал. А так все время играл практически. Другие джазмены бегали за бабами, употребляли всякие вещества… Джон тогда был чист, как простыня монаха. Единственный его “наркотик” в то время — это сладкое. Постоянно сосал леденцы “Life Savers Butter Rum”, и когда Джон близко к тебе подходил, ты чувствовал этот аромат в его дыхании».
Годы спустя, Кьюн и Джо Ловано запишут трибьют Колтрейну «Mostly Coltrane» для лейбла ECM (альбом вышел в 2009). Проект родился из концерта в честь дня рождения Трейна в клубе Birdland. Кьюн признается, что после своего скорого ухода от Трейна не очень следил за его творчеством, и по поводу поздних композиций его просвещал, собственно, Джо Ловано. Но он сделал чудесные аранжировки — играет совсем не по-Тайнеровски, но с той атмосферой — так, чтоб Джону наверняка понравилось.
О везении, кредо и личной жизни
«Билл Эванс помогал мне, когда я только переехал в Нью-Йорк, — не устает повторять Стив Кьюн. — А в этом городе все непросто, все там бьются за место под солнцем. Да, мне лично везло: я сразу начал играть с Дорэмом, потом с Колтрейном, Стэном Гетцем. Но все равно приходилось довольно трудно. Потому что дорога <профессионального джазмена> совсем не легка. Если в жизни можешь выбирать — то лучше выбери нормальную работу со стабильной зарплатой.
Я ведь, можно сказать, ради музыки пожертвовал всем в жизни: семьей, детьми… Почти всю жизнь прожил один — я просто не смог бы нормально содержать семью. Я все тратил на свою музыку и немного на себя. Таково было мое сознательное решение, принятое много лет назад. Правда, в пятьдесят лет я нарушил обещание и женился — но брак наш продлился всего четыре месяца (смеется)».
Вообще, это до упертости идейный человек. Судьба — это характер. Как будто про Стива Кьюна придумано! Вот что говорит он сам: «В молодости друзья-музыканты переезжали в Голливуд, писали всякую прикладную музыку, работали в кино и жили в домах с бассейнами. Я же придерживался своего пути, хотя сам в 80-е поработал на ниве коммерческой музыки, но быстро бросил. Я всегда верил в то, что делал, не слушал ни чьих увещеваний, и некоторых это, конечно, от меня отвращало. Но все эти годы я прожил в мире и согласии с самим собой.
В молодости много соблазнов. В мое время очень были распространены наркотики. Все отрывались по полной. Я тоже отдал этому должное, не буду врать. Но, слава богу, быстро соскочил. Потому что для меня музыка была важнее всего».
В фокусе
Работа с великим саксофонистом Стэном Гетцем вписала Стива Кьюна в историю музыки. Хотя бы потому, что фортепиано Кьюна звучит на симфоджазовом альбоме Гетца «Focus». Странная судьба у этой пластинки: широкая публика ее не очень поняла, а критика оценила позже — что называется, задним числом. «Focus» — поиск Гетцем нового звучания, нового себя в новом джазе…
Он за этим и вернулся из Скандинавии на родину, чувствуя, что джаз меняется. Потому и собрал коллектив из молодых музыкантов. Молодой Кьюн — с его классическо-джазовыми идеалами и умением играть все — был в этом смысле идеален.
Интересно, что в выходных данных пластинки не указано, где были записаны — на месяц позже, в сентябре и октябре 1961! — партии солиста, то есть Гетца. Кьюн объясняет это просто: «Сперва были записаны наша группа и оркестр. Стэн плоховато читал ноты, поэтому он взял запись и всю ее выучил по слуху наизусть. Ну и где-то записал, отдельно от всех нас».
Стэн Гетц и верные друзья
Работая в коллективе Гетца, Кьюн столкнулся с первой в жизни потерей близкого человека — басиста Скотта ЛаФаро. Травма, которую он переживает всю жизнь.
«В сентябре 1959 я приехал в Нью-Йорк, — пианист вспоминает обстоятельства знакомства с басистом. — И, верно, в конце того же года, точно не помню, там познакомился со Скоттом. Тогда он работал с Букером Литтлом. Мы, наверное, тогда же вместе что-то поиграли, не помню — но точно, что он мне сразу понравился. Контакт тут же установился. Скотти прямо-таки имел выраженный талант. Он же начал играть на контрабасе лет в 18 или 19, то есть поздно, но то, что он делал — это фантастика. Он на два года старше меня, был мне как старший брат».
Снова блат: собственно, именно Скотт и привел Стива в коллектив Стэна Гетца. «Стэн тогда собирался вернуться в Америку, он жил в Стокгольме и Копенгагене несколько лет… Ему нужна была группа в Америке. Скотт позвонил мне и Питу Ларока. Мы встретились со Стэном в Village Vanguard, днем. Сыграли, и Стэн нас всех сразу нанял. Ну а в группе мы со Скотти уже совсем крепко сдружились. Стэн был выдающимся музыкантом, играл очень круто — особенно, баллады. Но был, так сказать, несдержан — употреблял всякие вещества, сами понимаете».
Именно в этом составе квартет Гетца просуществовал недолго: пару недель они выступали в клубе Southern Lounge в Чикаго. «Скотти был недоволен Питом, он слышал только тарелки, не слышал остальные инструменты ударной установки. А Скотти тогда параллельно работал с <пианистом> Биллом <Эвансом> и сказал Стэну: “мне, говорит, очень сложно играть с Питом, настоящая проблема”. — “Ну и что? — спросил Стэн, — ты хочешь, чтобы мы взяли другого барабанщика?” — “Да, хочу, иначе придется уйти мне”. — “Ну и кого предлагаешь?” — спросил Стэн. “Роя Хейнса!” Ну ок. Пригласили Роя Хейнса».
Скотт ЛаФаро погиб 6 июля 1961 года. Ему было 25 лет. Кьюн помнит чуть ли не поминутно все, что предшествовало трагедии. «В июле <того года> мы играли на севере штата Нью-Йорк. Скотти сам родом из тех мест, и он взял отпуск на неделю, чтоб помочь своей маме переехать в Калифорнию.
Так вот, мне позвонил в 8 утра Стэн, говорит, ему сообщили новость — “джазовый басист Скотт ЛаФаро погиб”. Да быть не может, говорю — правда, что ли? Такими вещами не шутят…
Хоронили его в закрытом гробу, так он был изувечен… для меня это стало первой серьезной трагической потерей в жизни. Я как будто брата потерял, и чувствую боль до сих пор. Кстати, я до сих пор общаюсь с сестрой Скотти. Она живет в Лос-Анджелесе — каждый раз, когда я там бываю, прихожу к ней в гости. Она написала про него чудесную книгу».
Речь идет о книге Хелен Лафаро-Фернандес «Jade Visions: The Life and Music of Scott LaFaro». Это первая биография басиста — книга высоко оценена джазовым сообществом. Но мы отвлеклись.
Сам себе режиссер. И композитор
При всей своей любви к импровизации Стив Кьюн начал сочинять собственный материал довольно поздно. Похоже, он из тех людей, которые начинают что-то изобретать-придумывать только, когда в этом есть насущная необходимость. Его слова косвенно подтверждают это.
«В 1969 я был в Париже, записывал там альбом “Childhood is Forever” с барабанщиком Альдо Романо и басистом Стивом Своллоу. Мы записывали пьесы, которые я до того играл, и выяснилось, что в моем репертуаре больше нет ничего незаписанного. Стив Своллоу сказал: тебе уже пора начинать сочинять свое, иначе что мы дальше будем делать в студии?
Так в 1969 я и начал писать свое. Жил тогда в Стокгольме. Уже сложились отношения с лейблом ECM, чей глава Манфред Айхер любил, чтобы музыканты записывали свой оригинальный материал — минимум стандартов».
Специальность композитора Стив Кьюн начал осваивать с места в карьер: «Я просто сел за стол перед чистым листком… поначалу трудно было, но потом пошло хорошо! Но я не очень собранный, у меня самодисициплина хромает.
Я всегда иду от мелодии. Все значительные классические композиторы — они же прежде всего великие мелодисты! Может быть, не все мои мелодии напевные, не для голоса, но моя музыка не “отлетевшая”, мелодия — главное. Сочиняю материал, когда припрет. Такой вот мой modus operandi. Обычно пишу, примерно представляя, кто именно это будет играть».
А однажды ему захотелось сочинять песни. Нормальные, со словами. И так началась его длительная профессиональная «любовь». Он познакомился с молодой певицей по имени Шейла Джордан. Она в начале 70-х только пробивалась в Нью-Йорке, работала секретаршей. Стив тогда вернулся из Швеции, где прожил четыре года. Собрал новую группу с саксофонистом Стивом Слеглом. И решил, что хорошо бы сделать песенный проект.
«Я подумал, что Шейла хорошо все споет. Не помню, кто нас познакомил — возможно, Стив Своллоу. Мы сразу решили, что это не будет формат “певица плюс аккомпаниаторы”, а что мы все взаимодействуем. Хотя понятно, что в глазах людей это именно Шейла с музыкантами. Но группа просуществовала несколько лет, мы много выступали — в том числе за границей. Сейчас Шейле за 70, но энергии хоть отбавляй! Мы иногда выступаем вместе, хотя уже довольно редко. И ей больше нравится преподавать».
Авторский материал Кьюна всегда охотно выпускал немецкий лейбл ECM. Пианиста можно даже назвать «артистом ECM» — по манере, эстетике записей и так далее, хотя он и со многими другими лейблами сотрудничал. Но ECM — все-таки нечто особенное.
Там он записал пару сольных альбомов-импровизаций — какой другой издатель на такое бы отважился, но для Майнфреда Айхера это «фишка». (Вспомним его оглушительный успех с подобными программами Кита Джаррета.)
«Манфред — великий продюсер! — утверждает Стив Кьюн. — Он продюсирует сам, но только то, что ему нравится лично. Я пару альбомов записал без него как продюсера — именно этот материал его не очень заинтересовал. Но вот когда ему интересно — он прямо-таки лидер, он ведет тебя. Говорит: запись в студии — это не концерт, не live, так что не притворяйся, что ты на сцене. Хочешь заход рубато — пожалуйста».
И даже чисто технически работа в студиях Айхера необычна. «В студии всегда присутствует настройщик — и он настраивает рояль после каждого дубля! Я с таким подходом, таким вниманием ко всем мелочам не встречался никогда.
У Манфреда Айхера в голове готовый саунд, вся концепция. Он упертый в хорошем смысле, мне это нравится. Все говорят про саунд ECM – такой есть и был с первого дня. Но это лейбл Манфреда, он имеет право!»
Рефлексия, и в чем смысл музыки
«Я обычно не слушаю свои старые записи — они как дети, которые вылетели из гнезда. Переслушиваю, когда мне присылают какие-нибудь переиздания. Вот бокс-сет ECM меня приятно удивил, хотя я очень самокритичен. Сейчас бы я все по-другому сыграл, понятно, но… приятный сюрприз!»
Гораздо важнее — обратная связь со слушателями. Учитывая, что Стив Кьюн, как мы уже говорили, музыкант скорее культовый, чем популярный (если в современном джазе вообще можно говорить о популярности). Но в интернет-эпоху можно со всем миром быть в контакте. Как восьмидесяти-с-чем-то-летний пианист и его фэны.
«Мне приходят е-мейлы со всех уголков мира. Это очень мило. Вот ради этого-то и стоит заниматься музыкой. В конце концов, в этом и смысл: эмоционально добраться до слушателя, заставить плакать и смеяться. Я не останавливаюсь в развитии, потому что не хочу превращаться в пародию на себя. Надо рисковать — это же часть импровизации!»