Известная в кругах ценителей современного авторского джаза группа «Живые люди» (или Live People) выпускает уже четвертый студийный альбом авторского материала. Лидер коллектива, пианист и композитор Наталья Скворцова рассказала stereo.ru о том, как сложился ее замечательный коллектив и как им удается выплывать, играя авторскую музыку — свежую и новаторскую. Которая, хоть и довольно сложна ритмически и гармонически, но заряжена драйвом и светлыми эмоциями.
Пусть автор этих строк давно интересуется современным отечественным джазом, про «Живых людей» однако же узнал довольно случайно — по каналу, так сказать, механическому. Мне просто пришла очередная рассылка от московского независимого лейбла Fancy Music. Отнесся со скепсисом: что за «Люди» — больше записывать и выпускать что ли некого? Оказалось — действительно некого, если сравнивать с этим коллективом.
«Люди» — редкая для нашей страны джазовая супегруппа: состав менялся, но всегда это были лучшие, самые креативные московские джазмены. Группа играет почти исключительно авторский материал, который Скворцова пишет в своей своеобразной манере. И как пианист она тоже крайне привлекательна: тут все «умные» референсы — от Сесила Тейлора до Брэда Мелдау — а еще свой звук, фразировка, драйв... «Живые люди» — это умный джаз, который «качает». Все их три альбома — и, уверен, грядущий четвертый — можно поставить на полку с лучшими образчиками современного джаза/импровизационной музыки. Им там самое место. Они — вненациональны.
Как удалось создать такой коллектив, обретший практически культовый статус в Москве, и чего ожидать от нового альбома? Об этом лидер группы Наталья Скворцова рассказала Stereo.ru.
— Наташа, откуда ты взялась, такая уникальная? Каков твой творческий путь?
— Началось с обыкновенной московской музыкальной школы. Потом в Гнесинке я изучала теорию музыки. Затем поступила в Колледж импровизационной музыки — и вот только там в моей жизни появился джаз. В промежутках между всеми этими учебными заведениями я играла и джаз-рок, и арт-рок. Наконец, я пошла учиться в Институт культуры, «Кулек», который закончила как джазовый пианист и аранжировщик/руководитель ансамбля. Это если по документам. На самом деле учили меня люди. Слушала записи, слушала тех, с кем училась.
Джаз для меня начался с альбома «Love Supreme», как ни странно. До того я джаз не считала хорошей и серьезной музыкой — думала, что это просто громко, без нюансов, джазмены якобы не работают со звукоизвлечением, тексты у них не интересные... Но вот благодаря сокурсникам послушала «Love Supreme». Мейнстрим, кстати, и сейчас не люблю, дома не слушаю. Только избирательно: что-то из оркестра Эллингтона, Майлса Дейвиса. Но слушаю в основном то, что создано за последние 20–30 лет. Это пространство, в котором я живу. Самое интересное в джазе — то, что происходит сейчас, ибо новые направления впитали в себя все: и джаз, и сильнейшую академическую школу, и национальные культуры, плюс к тому же рок, электронику, хип-хоп... Эти музыканты умеют все!
— Кого конкретно любишь — прямо-таки как фанат?
— Да много кого! Конечно, Брэда Мелдау, покойного Эсбьорна Свенссона — эти вообще самые любимые. А вот Авишая Коэна слушать уже не могу, потому что все записи всех его произведений давно выучила наизусть!
Очень хороши некоторые проекты Джошуа Редмана. Крис Поттер и его альбом для ECM «Imaginary Cities» — это просто композиторский уровень Баха. А его же альбом «The Sirens» — нечто совсем другое, малый состав, прозрачный звук. Интересно, что впервые Поттера я услышала лет 15 назад, и тогда он мне не понравился, показался плоским. А пять лет спустя прямо-таки открылся!
Еще из выдающихся — наши бывшие соотечественники: трубач Алекс Сипягин и контрабасист Борис Козлов. И их проект Opus 5 с американским пианистом Дейвом Кикоски. Совсем новая любовь — норвежский пианист Турд Густавсен, он приезжал этим летом на фестиваль «Усадьба.Джаз».
— Как ты сочиняешь? Каково соотношение написанных нот и импровизации?
— Во-первых, чтобы сочинять, надо всех выгнать из своей комнаты и оставить себе полдня свободного времени. Выпить кофе, посидеть за хорошо настроенным инструментом... Короче, нужно просто свободное время и свободная голова.
— А что вдохновляет?
Вдохновляет все красивое. Природа, люди. Или вот хороший ансамбль появляется — хочется для него написать. Если нет такого ансамбля, то ты вся в сомнениях: «напишу, а кто играть-то будет?»
— Так и родился ансамбль «Живые люди»?
— Люди говорят, что моя музыка сложная и необычная, и действительно — она не звучит, когда ее играют приглашенные профессионалы. Получается идиотское чтение с листа. То есть мне изначально было без ансамбля и сообщества — никуда! Главное — чтоб было систематическое сотрудничество с единомышленниками и чтоб они были мотивированными, творили со мною вместе, высказывали свое мнение, участвовали в аранжировках. Так от концерта к концерту музыка становится лучше.
— И всё равно состав «Живых людей» меняется?
— Да, за 10 лет через коллектив прошли многие музыканты. Все прекрасны, каждый внес что-то свое, но нынешний состав нравится больше всего. У нас теперь ритм-секция — это контрабасист Дарья Чернакова и барабанщик Петр Ившин. Духовая секция старая: Юрий Севастьянов на теноре, Паша Скорняков — сопрано и альт. Иногда Михаил Волох к нам присоединяется, это мой институтский друг. Он уникальный эмоциональный трубач, к тому же умеет играть на армянском дудуке!
— «Живые люди» — редкий российский джазовый состав, который регулярно выпускает диски. Как ты оцениваешь вашу дискографию?
— Пока мне самым интересным кажется «Planes» — наш третий, выпущенный Сережей Красиным на его лейбле Fancy Music.
В 2020 году выпустим четвертый, «Высокая вода» — то есть наводнение. Как недавно в Венеции. Наводнение — двусмысленное название: кому катастрофа, а кому-то от него хорошо... Вообще, полгода назад альбом представлялся совсем другим. Даже с иным названием. Но пока записывали — все изменилось!
Я размышляла, сочиняя анонс: о чем эта музыка? «О течении глубокой подземной реки, как однажды твердь разверзнется, и воды ее отразят солнце». Формальной задачи никакой не ставила — это набор моих новых композиций, которые мне просто хотелось сыграть. Искала настроение, покой и радость внутри музыки. К этому и пьесы подобрались. Формы могут быть сложными или простыми, но важно содержание — то, чем мы живем! Раскрыть себя друг другу, самим себе и нашим слушателям. Мы стали старше. Так что альбом все равно о внутренней жизни каждого из нас — она выходит из берегов и становится реальностью.
— Что такое хорошая студия?
— Для моих составов, квинтета, пока что лучшее в Москве — это «Синелаб»! Там есть условия для качественной записи любого ансамбля. С точки зрения планировки нужно, чтобы были раздельные помещения, чтобы звук одного инструмента не лез в чужой микрофон. Чтобы мы видели друг друга и слышали. Необходим хороший рояль и пультик у него, чтобы и барабаны в одном канале, и саксофон в другом канале — так что мне было бы комфортно играть, слышать музыкантов и регулировать громче-тише.