14 февраля в компании восстановленного Studer и свежевыпущенного Ballfinger нам удалось пообщаться с реставратором катушечных магнитофонов Андреем Шишло. Мы узнали у него, в чем состоит магия магнитофонов, насколько легко с ними жить и сколько нужно готовить денег на это необычное увлечение.
Зимним солнечным днем в салоне New Ambience было очень тепло и уютно. В демо-зале с компонентами Tidal Audio стояли два бобинника: новенький Ballfinger и только что зашедший с мороза Studer. Последнему нужно было немного согреться перед тем, как начать играть, и, пока аппарат подстраивался под местный климат, мы с Андреем Шишло, Дмитрием Александровым (@BigD) и Михаилом Саморуковым (владельцем салона New Ambience) обсудили особенности бобинных магнитофонов.
— Есть вопрос, который меня интересует в первую очередь: магнитофоны только восстанавливают или еще как-то модифицируют? То есть, добавляют, к примеру, микропроцессорный регулятор скорости, или еще что-нибудь?
— Наверное, это не нужно. Модифицируется только то, что с точки зрения нынешнего уровня технического прогресса позволяет достичь лучшего результата. Схемотехника, как правило, та же самая, а элементная база — другая. Некоторые вещи, бывшие раньше в моде, теперь заменяют из соображений комфорта. Функция Mute, например, с точки зрения звука губительна, потому что ее реализовывают с помощью транзисторов, которые мешаются в звуковой цепи, поэтому если некоторые такие сервисные элементы изъять — результат окажется намного более интересным. Плюс, естественно, со временем техника деградирует — даже не техника, а элементная база.
— Текут элементы? Резинки изнашиваются?
— Кстати, резинок в правильных аппаратах, кроме прижимного валика, вообще никаких не должно быть. Пассики — это почти всегда признак плохой техники, хотя и бывают интересные реализации: у Tascam, например. Так вот, еще транзисторы малошумящие ставят, операционные усилители, прочие вещи, более доступные сегодня. Может, производитель их не ставил, потому что это было неэффективно или не нужно.
— Или их просто не существовало.
— Да, или их просто не существовало. Следующий момент: если это студийный аппарат, то там могут оказаться вещи, которые важны с точки зрения студийной эксплуатации, но могут оказывать отрицательное влияние на звук. Есть хороший пример — линейка Revox, B77 бытовой и 99-й, который, по сути, был сделан из 77-го. Можно посмотреть на рекомендации The Tape Project — это известная в кругах и меломанов, и аудиофилов компания, они занимались восстановлением аппаратов, давали советы тем, кто покупал у них ленты. Студийный 99-й отличается от 77-го тем, что у него появился дополнительный балансный выход, так вот их рекомендацией было просто не пользоваться этим выходом.
— Почему?
— Потому что он лишний.
— Был добавлен неправильно и не технологично.
— Да, он просто был нужен с точки зрения эксплуатации в студии — чтобы можно было подключить длинный кабель. Но если снять звук до этого балансного выхода — он реально в два раза лучше. Вот такая ситуация.
— Окей. А что в старых бобинниках вообще чаще всего летит? Какая самая распространенная проблема?
— Основная проблема — это, естественно, старость, деградация элементной базы.
— То есть вот это все потекшее?
— Необязательно даже потекшее — оно ведь может и реально взорваться. Конденсатор может оказаться пленочным, вот у штудеров и ревоксов есть такая болезнь. Многие продавцы пишут: «Я достал его с чердака, включил в розетку, в нем что-то взорвалось, задымилось, я его выключил и так продаю».
— Да уж. А вообще, зачем сегодня нужен бобинник? Почему вдруг резко появились и производители пленки, и магнитофоны новые. Что произошло такого, что к ним интерес возрос?
— Наступил момент, когда часть людей устала от цифровизации всего, что есть. Причем здесь нельзя сказать, что цифра плоха сама по себе — просто многим надоел нынешний подход к записи музыки, эта война за громкость. Современные записи очень сильно перегружены по компрессии, и люди, слышащие это, хотят чего-то более мягкого и живого.
— Более шершавого.
— Да. И с винилом та же самая проблема, потому что многие современные пластинки — это просто переиздания компакт-диска на другом носителе.
— Но сейчас и студий аналоговой записи не так уж много, то есть, в основном, все сразу пишут в цифру.
— Проблема в том, что даже старые записи, изначально записанные в аналоге, сейчас издаются уже перемастерированные, переделанные и, я бы даже сказал, испорченные. Есть даже такая тенденция, что люди записывают с SACD на катушечник, а после этого — обратно на диски.
— Чтобы добавить искажений?
— На самом деле — да. Видимо, там есть какие-то милые искажения, которые человеку приятны.
— Ленты — они же выходят из строя со временем, так? Хранить их надо особым образом и срок жизни у них достаточно ограниченный.
— Бывают разные случаи. Например, у меня на руках есть ленты пятидесятых-сороковых годов, и они до сих пор живы.
— А где эти ленты брать, выискивать старые на eBay? А новые?
— Во-первых, появились фирмы, которые записывают современные записи на ленты. Люди, занимающиеся лентами, объединяются в группы и обмениваются информацией. В общем, кому эта тема интересна — находят единомышленников и музыку тоже находят. Перезапись, возможно, не совсем корректна с точки зрения всяческих прав, но тем не менее она существует, и способ этот используется достаточно часто: можно найти самую разную музыку.
Что-то можно купить — мне вот, например, нравится группа Yello!, и я в свое время с большим счастьем купил официальное издание на ленте, «One Second», это было замечательное событие в моей жизни. Плюс ко всему — открываешь для себя вещи, которые, может быть, никогда бы и не послушал, но пробуешь просто из-за того, что носитель такой благоприятный. Я вот классикой раньше не интересовался, а теперь нравится.
Есть не только такие студийные аппараты, но и четырехдорожечные бытовые, и существует большое количество лент, которые для них издавались. Любая запись на этой ленте, на скорости 19, звучит лучше, чем на пластинке. Это специфические ощущения — когда крутится прибор. Я был в гостях у человека, покупал что-то, у него играет музыка, в углу стоит магнитофон — и он крутится. «О, — говорю, — брат по разуму». А он отвечает, что мы сейчас слушаем другую систему, а этот аппарат у него крутится для того, чтобы глазам было приятно, и головки там заклеены скотчем, чтобы не стирались.
— Мы посмотрели на Studer, и за счет того, что он весь такой оранжевый и с желтыми лампочками, есть ощущение, будто на камин смотришь: он крутится, крутится, и подсветка такая.
— Да, вот у Алексея (прим. ред.: Слонова — именно его магнитофон встретился в битве с Ballfinger) он черный, а в оригинале еще и с деревянными боками, другого цвета — натуральный дуб, массив. Но у него в интерьере такой не смотрится, так что стал черным.
— А как вообще люди находят магнитофоны? То есть понятно, что вторичный рынок процветает, но на нем очень много несчастных сгоревших вещей, и как же находят годные?
— А вот так и находят — именно несчастные сгоревшие вещи.
— И потом восстанавливают?
— Восстанавливают. Можно долго искать нормальный аппарат, либо найти тот, который нравится, и постараться каким-то образом его восстановить и доделать. Практика показывает, что с точки зрения качества звука проще выбрать тот аппарат, который функционально и по дизайну устраивает, а потом просто привести его в правильное состояние.
— Насчет элементной базы. Есть ли детали, которые сложно или вообще нереально найти? Которые пришлось бы, я не знаю, вытачивать по спецзаказу на специальных станках.
— Конечно. Есть ведь разные производители. Чем хорош Studer — на него запчасти можно до сих пор купить. Официально обратиться в компанию в Швейцарию и по номеру из сервисного мануала заказать даже маленькие штучки. Детали, связанные с косметикой, купить сложно — это факт. Например, передние панели, которые часто бывают поцарапаны — их сложно найти.
А многие элементы, которые нужны с точки зрения функционирования, доступны. У других производителей может оказаться, что чего-то нет, какой-нибудь пластмассовой штучки, но это не катастрофа — сегодня техника позволяет напечатать ее на 3D-принтере. А резиновые ролики — это прямо-таки индустрия, не массовая, но есть люди, которые на них специализируются. В общем, все можно сделать и восстановить.
— Насколько сложная вещь — магнитофон? Как с ним сосуществовать? Надо ли за ним как-то специально ухаживать? То есть понятно, что аудиосистема — это, зачастую, особый член семьи, но какие в данном случае требуются условия?
— Ему нужно место, начнем с этого. Основная проблема — это место, потому что хорошие магнитофоны, как правило, большие.
— Те, которые у нас стоят — это большие?
— Нет, это терпимые.
— А, есть еще такие варианты, которые как столы.
— Да, как писал Дмитрий, жизненное пространство должно позволять — тогда можно обзавестись.
— В общем, в съемной квартире пытаться не стоит.
— Ну да, крупные вещи и затаскивать туда неудобно.
Дмитрий Александров (BigD): Знаю человека, у которого стоит Studer в съемной квартире.
— Все-таки у него компактный Studer, он легко переносится.
Дмитрий: Я не слышал весь разговор, но считаю, что нужно добавить: все магнитофоны делятся жестким водоразделом на студийные и домашние. Те, кто сейчас соскочил на ленту, в основном, используют студийные.
— А чем это плохо?
— Это как раз не плохо.
Дмитрий: Это единственно правильный вариант.
— Так произошло, в первую очередь, потому, что раньше люди не могли себе этого позволить, а сейчас студийный аппарат стал доступен для домашнего использования, и для многих, я бы сказал, это стало толчком. Первые магнитофоны в домах появились до того, как это стало модным увлечением. И те, кто их тогда приобрел, чувствуют себя намного более счастливыми людьми.
Дмитрий: Кстати, все основные студии рекорд-лейблов, которые писали на ленту еще в конце 50-х, так и продолжают это благополучно делать.
— Студии были не только записывающие, были еще радиостудии, и они массово позакрывались. Основной поток и доступ к тем вещам, которые продаются — через радио. Профессиональные студийные аппараты, действительно, во-первых, большие, во-вторых, другого уровня. Из штудеров это A820 — метр ширины, метр глубины, метр высоты и 100 кг веса. Не каждый себе может позволить. Ну и плюс — многоканальная техника. А вот 807 — это самый распространенный радийный аппарат, надежный, хороший.
Так что бывают домашние, бывают студийные, но если мы говорим про звук, то две дорожки — это студийный стандарт, поэтому это уже либо полупрофессиональная техника, Revox например, либо Akai, вот, четырехсотый стоит двухдорожечный, GX400D, он с приставочкой «Pro». Четыре дорожки — бытовой стандарт, а две — уже профессиональный. Конечно, качество на двух дорожках намного выше.
— И все-таки, как ухаживать за магнитофонами? Протирать тряпочкой или что еще?
— Дышать возле них можно, просто нужно следить за вещью. Относиться как к любой технике, разве что магнитофон нужно размагничивать — единственная вещь, которая, может, его отличает. Но в кассетных магнитофонах тоже головки с демагнитайзерами, как и здесь. Тампон, изопропиловый спирт — вот и все.
— А что насчет советской катушечной техники? Все очень плохо? Или есть экземпляры, на которые есть смысл обращать внимание?
— В России скопировали достаточно хорошую ревоксовскую модель, 700-й Revox. Это была серия «Электроники» 003, 004, потом «Олимпы», но вот «Электроники» — они интересны по исполнению, поскольку копируют хороший образец. Только тут есть проблемы с реализацией.
— С подгонкой, судя по всему.
— Да, моторы, которые крутят катушки, — противно зудят, но это лечится. Схемотехника не совсем идентична, плюс ко всему — другая элементная база. И еще понятно, что это были аппараты с четырьмя дорожками. Те, кто интересуется, переделывают их под студийные стандарты: 19/38, двухдорожечные головки. И «Олимпы» были современные, 701, 702, которые на две дорожки писали. Если говорить о качестве: слишком много усилий нужно прикладывать, чтобы они хорошо заиграли.
— То есть просто так добиться от них хорошего звука не удастся?
— Верно. Еще были студийные советские аппараты, МЭЗ-ы назывались.
— Они тоже кого-то копировали?
— Нет, по-моему, МЭЗ-ы — это наше изобретение. Было много венгерских STM. Для домашнего употребления лучше ориентироваться на что-нибудь импортное. Опять же, как в проигрывателе винила: главное — головка, и головки там, конечно, были лучше. Головки — самая большая боль, и это та самая вещь, за которой нужно следить, и выбирать аппарат нужно по состоянию головок, если нет возможности заменить.
— А насколько сложно их менять?
— Менять их несложно, их сложно найти. Например, если вы выбираете автомобиль, вы смотрите на кузов, потому что даже мотор можно поставить новый. А здесь головки оказываются самой дефицитной и дорогой деталью.
— Скажите, какой примерно бюджет в России на создание такого магнитофонного сетапа? Найти магнитофон, привести его в адекватное звучащее состояние.
— Тысячи полторы.
— Евро, долларов?
— Кому повезет — за доллары, кому не повезет — за евро.
Дмитрий: Скажем так: полупрофессиональный магнитофон, — не мастер-машин, — предназначенный для малых студий и радиостанций, рассчитанный на постоянную долговременную работу — у него ресурс огромный. Тщательно настроенный «Ревоксик» от полутора тысяч может работать практически вечность. Тут другая проблема. Ярослав Годына на Stereo.ru как-то пошутил: если раньше за пять виниловых пластинок можно было купить среднего уровня проигрыватель, то теперь за три катушки официальных изданий можно купить хороший полупрофессиональный магнитофон.
— Да, катушки сейчас по 350, по 500 стоят, если я правильно помню.
Дмитрий: Американцы продают дешевле, главный вопрос — есть ли у тех, кто тиражирует, свой собственный копирайт. Вот International Phonography, ученик Руди ван Гельдера, у него есть частичные права — он звукорежиссер, он это записывал, и у него самые дешевые катушки, по 150 долларов.
— То есть большая часть стоимости сегодняшних катушек — это отчисления за лицензирование.
Дмитрий: Да, это роялти, безусловно.
— Плюс — сама лента тоже стоит довольно дорого. Грубо говоря, есть человек, который решил, что можно взять пластинку и, чтобы ее не пилить, переписать на катушку. Но потом он сказал: пластинку я купил за 35, скажем, евро, катушка стоит те же 35–40 евро, и зачем? Я лучше еще пластинку куплю, одну поставлю на полку, а другую буду слушать.
Михаил Саморуков: Занимательная история. В 1989 году, когда от страны Афганистан мало что осталось, по каким-то лавкам валялись обломки бывших магазинов. Я увидел RC6 Sony, и отдавали его за какие-то смешные по тем временам деньги — 300 долларов. Думаю — оп-па, сейчас куплю. Смотрю, сколько стоят катушки макселловские — 55 долларов. Прикинул, что я покупаю десяток катушек — это в два раза дороже, чем магнитофон.
Дмитрий: Нет, объективности ради, картина получается все-таки следующая: в хорошем состоянии вот эти редкие тиражи The Three Blind Mice конца семидесятых, которые взял и выпустил на скорости 38, Yamamoto, Suzuki и так далее, и пластинки, сделанные с них — что первый пресс, что современные переиздания, сделанные с ленты — действительно, direct-to-master. Здесь двойная сорокапятка стоит 100 евро. А тиражная копия TBM — это уже, в общем-то, антиквариат, и, если повезет, ее можно купить за полторы.
Это с одной стороны. А с другой стороны: если мы берем современные издания, которые в аналоге сами делают винил с тех же лент, которые сами же и пишут — тот же Джулио Чезаре Риччи — то там получается так: да, 25 евро за первопресс, ограниченный тиражом в 490 оттисков, потом пресс идет под молоток, и вот она, лента, причем фактически записанная без пульта на сплиттере, то есть мастера как такового нет, а виниловый мастер отсутствует в принципе. Соответственно, лента стоит так: если это первая копия — 350 евро, вторая — 250, а пластиночка — один к десяти.
— Интересная экономика. А что с качеством у современной ленты?
— Честно — старая лента мне пока что нравится больше.
Дмитрий: Мне тоже.
— Может, со временем что-то изменится, но вот на данный момент это так.
— А чем она лучше, в чем это проявляется?
Дмитрий: Звук. Для меня — звук.
— Ну, не только звук, там механические вопросы. Никогда не видел на старой ленте, чтобы после перемотки пыль оставалась — лента осыпается. Может, при первой перемотке верхний слой просто сыпется, я не знаю.
Дмитрий: У меня есть BASF LGR 55 1989 года.
— И хоть бы хны.
Дмитрий: Именно, хоть бы хны. Поскольку современные Recording The Masters сделаны с них — формула та же.
— Но исполнение...
— Может, им отлежаться надо?
Дмитрий: Нет, тут дело не в этом, просто технолог должен быть. Все-таки одно дело — перенять технологию, формулу и наладить с нуля производство, и другое — когда это десятилетиями идет по накатанной и развивается.
Михаил: Ampex очень хорошие впечатления оставляют, у них довольно много. А вот Sony посыпалась.
Дмитрий: История в том, что одной рукой Понятов (основатель Ampex — прим. ред.) сделал гениальные аппараты — катушечные Ampex ATR, на которых почти весь американский джаз записан, по большому счету, а другой — в начале семидесятых начал экспериментировать с химической основой мастер-ленты. Парадоксально то, что она реально звучала лучше, чем предыдущая. На это повелись все, а потом часть джаза и, особенно, рок прецифрового периода — восьмидесятые годы — поклеились и посыпались.
— Ну и подытожим. Я так понимаю, что лента — она для тех, кто готов заморачиваться.
— Для тех, кто слышит. Это не массовый продукт, история не для широкой публики, а, действительно, лишь для тех, кто это слышит и готов заморочиться. Ведь, опять же, с точки зрения прочей жизнедеятельности человека — все это игрушки.
— В целом, любая аудиосистема — игрушка.
— И на сегодняшний день это самый дорогой способ слушать музыку, учитывая стоимость носителя, стоимость техники, сколько ее нужно искать, как ее нужно восстанавливать и за немаленькие деньги что-то докупать.
— Как часто, кстати, требуется калибровка?
— Не очень часто. Если человек пишет, то желательно калиброваться на каждую ленту, а если слушать — то только иногда проверять. Хотя это зависит от частоты прослушивания.
— А что бы вы хотели пожелать начинающим любителям?
— Главное — начать!
[шепот на фоне от Михаила Саморукова]: Бегите, пока не поздно.
— А, кстати, правильное замечание пришло из зала: если сейчас не начать, то потом уже будет поздно. Все займутся этим и все начинания уже растащат.
Дмитрий: Если коготок увяз — всей птичке пропасть.
