На этой неделе в прокат вышел «За пропастью во ржи» (Rebel in the Rye) —режиссерский дебют актера, продюсера и сценариста Дэнни Стронга, биография писателя Джерома Сэлинджера и, вполне вероятно, последнее появление на большом экране актера Кевина Спейси. Итак, удалось ли дебютанту Стронгу снять увлекательный байопик, раскрывающий сложную натуру знаменитого писателя — этот вопрос мы постарались разобрать в нашем регулярном кинообзоре.
Для тех, кто все еще уверен, в том, что «За пропастью во ржи» — история об инфантильном юноше сложной душевной организации Холдене Колфилде — нет, нет и еще раз нет! Как известно, Сэлинджер запретил экранизацию своего самого известного произведения и не сдался даже под натиском Стивена Спилберга и Терренса Малика.
Экранизация жизни выдающегося человека — труд тяжелый, требующий взять максимальную ноту, иначе будет лубок. А то ведь что получается? Все писатели, как назло, словно из одного ларца: еще груднички, а уже тонко организованные, к тому же очень непохожие на своих отцов. Как Франц Кафка, Теннесси Уильямс и, собственно, наш герой — Джерри Сэлинджер (Николас Холт).
Выросший в состоятельной семье, Джерри упорно не хочет идти по стопам отца, а на предложение стать «королем бекона», выбирает писательство. Ответ, звучащий как издевка над зажиточным торговцем, открывает начало довольно продолжительной киноистории. Но между желанием стать писателем и непосредственно литературным трудом — действительно громадная пропасть, о которой говорит в самом начале преподаватель Джерри, издатель Уит Бернетт, и которую на протяжении всего фильма придется преодолевать герою Холта.
Сложно сказать, почему режиссер Стронг оставил за кулисами детство и отрочество Сэлинджера — периоды, повлиявшие на его становление как личности, писателя и отразившиеся на страницах самого знаменитого романа. Возможно, такова была изначальная задумка — не копая особенно глубоко, сделать универсальную историю, в которой будет понемногу всего, обо всем и для всех.
Зритель видит «рождение» писателя, но совсем не обязательно Сэлинждера, правда ведь? На этом месте теоретически мог быть любой писатель, а может, и художник или музыкант. И эта универсальность, всеядность в угоду массовому зрителю, существенно понижает ценность ленты. Глядя на старые черно-белые фотографии Сэлинджера, волей-неволей чувствуешь довольно сложный, депрессивный, но вместе с тем харизматичный характер. И он ну никак не вяжется со сладенькой мордочкой артиста Холта, да еще эти темные линзы...
Даже война, основательно «перекроившая» впечатлительного Джерома и отправившая его на кушетку психлечебницы, показана каким-то минутным миксом-нарезкой из казармы и обледеневшего окопа, снятого при этом, как положено, со всеми красивостями.
Вообще, экранные страдания героя выглядят непростительно формально. На препирательства с издателями и выкрики вроде «я хочу писать только правду!» смотреть скучно, а с началом духовных исканий — и подавно тушите свет. Хотя для зрителя, помнящего одно только название романа, противоречий, скорее всего, не возникнет: сказали же вам, писатель хочет немного пописать, ну вот он и хочет как умеет.
Женщинам в «За пропастью во ржи» приходится время от времени исчезать как на сеансе с фокусами. А ты сидишь и думаешь, глядя в полумрак красивейших декораций: «Куда же делась эта немка?» Как говорил андроид Рой Батти: «Вопросы, вопросы...»
Быть может, вы переосмыслите и свое отношение к феномену Кевина Спейси, сыгравшего Уита Бернетта — преподавателя Сэлинджера и человека, вдохновившего его на написание главного романа. Спейси в свое время вроде как сменил голливудскую парадигму в мрачноватых «Семь» и «Обычных подозреваемых». Он потом не раз удивлял нас своей способностью вживаться практически в любой образ. Казалось, это был особенный актер, который пришел и потеснил Майкла Дугласа, Роберта Де Ниро и других любимчиков публики из «золотого легиона» 80-х. Не очень молодой, не смазливый, не мачо, не супермен. Да, много «не». Но зрители с кинематографической претензией, безусловно, восприняли вкрадчивую интеллигентность образа со скрытой внутри пружиной как что-то свое, родное.
И вот, спустя время, на примере даже этой, не самой удачной, но и не безнадежной картины, убеждаешься, что талант Спейси, в общем-то, изрядно преувеличен. А загадочная интровертность — всего лишь маска, которая когда-то сработала и прилипла к весьма унылому персонажу. Точно так же, как прекрасные декорации и костюмы, подчеркивающие прелесть эпохи, оттеняют невнятную, слишком поверхностную историю о муках писательского ремесла и всего, что с ним связано. Вспомним Хармса. На сцену выходит писатель и говорит: «Я писатель». А читатель ему и отвечает: «А по-моему, ты г…о». Писатель стоит несколько минут, потрясенный этой новой идеей и падает замертво. Его выносят.