На ультразвук сейчас кивают все кому не лень. Летит ввысь частота дискретизации, пищит супертвитер, и пластинки тоже претендуют на свой 4K и Full HD. Все же знают, что на CD звук тупой и слепой, а с вертушечки другое дело: легкий, без напряга, не срезанный злым фильтром и частотой Котельникова – Найквиста.
В спецификациях МС-картриджей действительно можно найти данные по линейности сигнала до 70 кГц. В силу интереса к оцифровкам винила мне приходится часто смотреть результаты воспроизведения непосредственно на дисплее. И что там творится?
Спору нет, ультразвуковой спектр там не пустует. Если вы сняли сигнал с фонокорректора с частотой дискретизации 192 кГц, то можно увидеть, что фонограмма может достигать и 80 кГц. Потрясающие обертона, думал я, зная, что официальные возможности студийных магнитофонов и наилучших микрофонов не превышают 30 кГц. Ладно-ладно, успокаивал я смутные подозрения, это аналоговые устройства, характеристика спада там пологая, а обертон, как дух святой, живет где хочет, даже на грампластинке.
Подозрения взвились еще выше ультразвука, когда я его увидел на спектрограмме винилового издания Питера Гэбриела «So». В 80-е годы цифровая звукозапись была очень модным занятием. Если помните, компакт-диски с пометкой DDD в те времена ценились более прочих. Начиная с альбома 1982 года «IV» Гэбриел с удовольствием приложился к концепции all-digital, здорово облегчавшей ему жизнь при микшировании многоканальных треков. Но позвольте, что мы видим на виниле?
Разумеется, фильтрация цифрового исходника видна по жесткой отсечке, но откуда взялись ультразвуковые обертона свыше 24 кГц? Напомню, что это теоретический предел возможностей записывающего оборудования 80-х, работавшего с параметрами 16 бит/48 кГц. Если их не было на оригинальной мастер-ленте, значит, они взялись из головы. А голова была не абы какая — Lyra Delos. На ее месте могла быть любая другая хорошая МС, и она бы точно так же раскрасила спектр своими ВЧ-резонансами. Отлично помог бы еще и ламповый фонокорректор, но в данном эксперименте работало транзисторное устройство, без отсебятины.
А теперь окончательный плевок в аудиофильскую душу от звукоинженеров. Перед созданием лакового мастера с девственностью оригинальной фонограммы никто не цацкается — фильтруют ее в хвост и в гриву. Не то что ультразвук, который вряд ли вообще имел место, вычищаются все потенциально опасные высокочастотные участки, которые могут вызвать всплеск сибилянтов на грампластинке. Да что там говорить, на знаменитом резаке Neumann VMS 70 стоит внутренний фильтр на 16 кГц — для окончательной надежности от возможного брака! Ну так что, еще не пропало желание слушать пластинки?
А вы знаете, пожалуй, нет. Я предлагаю рассматривать виниловый тракт как интерпретацию музыкального инструмента. LP-саунд действительно отличается и от магнитной ленты, и от цифровой записи. И этот почерк проявляется именно на высоких частотах, которые напоминают нам настоящие обертона, которые мы потеряли ранее, еще на микрофоне. Винил — это что-то вроде аналогового улучшайзера — подрисовывает, но вроде как живой. И не мучайтесь больше об идентичной копии, в аналоговом мире таковых не бывает.
