В мае 2020 года, когда мы все сидели на карантине под названием самоизоляция, последний великий джазмен, 89-летний (на тот момент) Сонни Роллинз, написал колонку в газету «Нью-Йорк Таймс». Этой публикацией издание открыло рубрику, казалось бы, совсем не уместную в наше тревожное время — про искусство и его значение.
Краткое содержание пересказать невозможно. Плотный частокол мыслей, страстный стиль: такое если пересказывать — то от первого до последнего слова. А общий посыл вот в чем: искусство делает нас сложнее. И потому — лучше. Лучше приспособленными к сложному меняющемуся миру.
Так на старости лет великий джазмен стал еще и журналистом-колумнистом. Но на самом деле он всегда был философом и мыслителем. Просто остался один такой — из той плеяды.
Как правило, биографический очерк — это перечисление: чем прославился, в чем значение. Затем — житие от рождения до… в общем, пока у автора хватит терпения и усидчивости. Биографию Сонни Роллинза и так можно прочесть где угодно — хоть в Википедии.
Как мне кажется, любопытнее поговорить про мир его идей, его становление и воспитание. И, конечно, личные воспоминания, которые теперь уже имеют историческую ценность.
О схожести, спорте и прозвищах
В музыке Сонни Роллинз ни на кого не похож. А если похож, то, так сказать, задним числом: это многие тенор-саксофонисты ему подражают. А прозвище свое — Ньюк — заслужил он из-за… внешнего сходства! Оно даже обыграно в названии альбома «Newk’s Time».
Якобы Сонни походил лицом на Дона Ньюкомба — звезду бейсбола. Ну действительно: у них такие приплюснутые носы и небольшие, пронзительные глаза. Что-то есть.
Между прочим, и сам Роллинз не чужд спорту! Он серьезно занимался йогой, даже ездил в Индию, чтоб практиковаться.
«Духовые инструменты — тяжелые, расходуют много физических сил, помимо, разумеется, умственных. То есть и мышцы, и мозги у тебя должны быть всегда в порядке. Будучи в Индии, во время занятий йогой, я заодно сыграл соло-концерт. В одиночку. Ну, правда, не совсем один во всем концерте — мы там чередовались с коллегой-индусом, который играл на нагасвараме, а это, грубо говоря, такой большой гобой. Позже я сыграл соло-концерт в Беркли и в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Играть одному — довольно тяжело!»
Знаковый альбом и попсовые мелодии
Один из самых известных, «знаковых», как сейчас принято говорить, альбомов саксофониста Сонни Роллинза называется «Tenor Madness». Можно перевести как «Безумие теноров» или «С ума сойти от тенора».
Два лучших тенориста своего времени, самых заметных, потом ставших великими. На заглавном треке — дуэт с Джоном Колтрейном.
Сводящий с ума своим тенором Сонни Роллинз — живая легенда. 7 сентябрz 2020 года ему исполнилось 90 лет. Путь корифея: 65 лет карьеры! В 2012 он отошел от дел.
Он часто записывал всякие простые «стандарты» и эстрадные песенки, которые в его исполнении несказанно преображались. Почему именно такой материал? «Я просто люблю мелодию. Мелодия — это вроде ДНК человеческого тела. У человека, как мне кажется, естественная склонность к мелодии».
Он начал с би-бопа, но уходил в другие стили. На которые тоже повлиял. Его дерзкое изобретение — минус-прием, трио саксофон/контрабас/барабаны. То есть без аккордового, гармонического инструмента.
Его пластинки — ажурное прозрачное плетение аранжировок, но саунд плотный и звучит богато. Сам звук его саксофона — широкий и сочный. Крутая фразировка. И всегда какая-то ирония, легкость. Сыграть банальные эстрадные мелодии так, чтобы развить их в сумасшедший боп — его фишка.
«Я недостаточно хороший музыкант, чтобы всю жизнь играть одинаково», — такую парадоксальную максиму он изрек однажды. Имея в виду, что в нулевые не может физически играть так, как в молодости. Что-то ушло, что-то, наоборот, прибавилось. Дух времени, например. Нельзя войти в одну реку дважды. Невозможно в 70-е играть, делая вид, что на дворе 1949-й или вообще 20-е. Джаз в гетто. Но Роллинз и там не пропал.
О друзьях-конкурентах
Последний великий джазмен, он застал Бэна Уэбстера, Коулмена Хокиса — титанов, с которых начался джазовый саксофон.
С ровесниками на одной ноге. Майлз Дэвис старше его года на три. «Майлз реально был очень тихим человеком, скромным. Его кажущаяся надменность — это только внешнее. Не хочу портить его имидж, но я просто знаю, что говорю — я ведь хорошо его знал».
«Колтрейн был чудесным человеком. С ним мы были настоящими друзьями в жизни, но — конкурентами в музыке. Соревновались, и люди так и считали нас соперниками. Как-то надо было уживаться с этим противоречием!»
Неожиданно и его объяснение характеру Колтрейна: «Он родился 23 сентября, а, согласно гороскопу, это особые люди!»
О Детройте и саунде городов
«Я впервые приехал в Детройт в 1955 году. Играл с Максом Роучем. Перезнакомился с теми, кто там играл, местными и приезжими. Юсеф Латиф из Чаттануги, но осел там. Не могу как-то описать саунд города — вообще, его феномен в джазе не могу объяснить…
Но там очень много музыкантов, это вообще всегда был такой очень драйвовый, живой для музыки город. Да, там же я играл с великим Лестером Янгом. Я не местный, но воспоминания о Чикаго вызывают у меня прилив эмоций».
Важен ли сейчас джаз?
«Ответ на этот вопрос зависит от того, что вы считаете джазом. Если для вас джаз — фортепианное трио в ночном клубе, неплохие музыканты с, может быть, поющей девочкой, которые играют перед кучкой гостей, которые едят, пьют и курят, если это вот такая фигня — то тогда, конечно, джаз совершенно не важен, и он не имеет никакого значения. Потому что тут все дело во времени и месте.
А вообще-то джаз гораздо больше этого. Джаз — это свобода самовыражения. Люди всегда старались выразить себя музыкой. Джаз — большой зонтик, под которым куча стилей. Попытка сотворить что-то музыкально спонтанное — это часть жизни, это как погода. А джаз как воспоминания — это ничего не значит. Джаз — это острое желание людей быть свободными. В этом смысле он актуален всегда».
Кстати, о свободе. Роллинз не чужд политике. Его бабушка «была политическим активистом» и водила маленького Сонни с собой на митинги!
О сомнениях и выборе жизненного пути
«С самого раннего возраста я знал, что мне суждено стать знаменитым музыкантом. Как мои кумиры. Как Чарли Паркер. Я не боялся за то, что я делаю. Никогда. В жизни есть взлеты и падения, всякое бывало, но я всегда был уверен в том, кем я хочу быть.
Помню, уперся в стену, фигурально выражаясь. Творческий тупик. Но пробыл в нем всего пару недель. Такое случалось со мной в жизни раз или два.
Музыка в детстве входила в меня естественно. Я был окружен ею. Брат играл. Для меня естественным было заниматься музыкой. Это никогда не составляло проблемы. Я был способным ребенком, очень даже. Люди меня поздравляли — я понимал, что хорош не столько я, сколько мой дар.
При том, что тогда многие хотели быть джазменами. Мои друзья все мечтали быть джазменами — они ведь такие крутые, у них куча девушек! А я имел дар к этому, и я его не заработал, а получил просто так. Дар. Я удивлялся, когда меня слишком уж превозносили.
В школе я еще баловался рисованием. Акварелью писал. Один родственник приятно удивился, увидав мои работы. И какое-то время я думал — может, заняться посерьезнее живописью, стать художником? Но так получилось, что именно музыкой я начал зарабатывать деньги, причем довольно рано, еще подростком.
Я решил, что, может, я и неплохой художник, но вот к музыке-то у меня явно талант, и в этой сфере я уже работаю профессионально — а получится ли так с живописью? Хотя, быть может, в конце концов живопись оказалась бы для меня более доходным делом! Но в итоге со школы я к кистям даже не прикасался».
Человек на мосту
В 1959 году, когда Сонни Роллинз уже стал заметен в джазовых кругах, он вдруг удалился на несколько лет. Почувствовал, что ему не хватает чего-то — мастерства ли, знаний, сноровки? В общем, решил доразвить себя как музыканта.
Роллинз жил тогда в восточном Манхэттене, репетиционной базы у него не было — вообще не было никакого помещения для занятий. Надо было удалиться, как он говорит, в сарай. Сараем стал мост в Нью-Йорке. Вильямсбургский.
Почему именно мост? «А там было удобно! Самое оно!». Вообще, те его занятия на мосту похожи на монашеский подвиг: музыкант ходил туда каждый день в любую погоду, в дождь и снег. Именно что «come rain or come shine».
Вернувшись из этой самоизоляции, записал альбом «The Bridge» («Мост»). На нем он не явил ничего особо нового, но вещь — очень качественная. Чего стоит только романтичная гитара Джима Холла. Качающая ритм-секция из лучших: Боб Креншоу на контрабасе и Бен Райли на ударных. Критика и публика оценили и тогда, а теперь-то «Мост» — просто классика. В 2015 году альбом был включен в Зал славы «Грэмми».
Поучите меня жить
Когда вышла та самая колонка Роллинза, в твиттере пошел густой флейм. Молодые музыканты спрашивали его совета, как жить и работать. Для них он записал видеообращение.
«Музыка — вне политики или экономики. Это значит, что, если вы волнуетесь на такие темы вроде "я хочу играть джаз, но вдруг я не настолько хорош, чтобы у меня что-то получилось, а если нет, то на что я буду содержать семью", то играть джаз — это просто не ваше. Просто наслаждайтесь им как слушатель — и все.
Когда вы добьетесь успеха — тогда можно жениться и заводить детей. Но если до того — то у вас просто ничего не получится. Потому что люди вообще против такой свободы, такой самореализации. Вы обнаружите, что в жизни, вау, есть кое-что еще, помимо того, чтоб покупать хот-доги и ходить на игры с мячом…
Я, кстати, сам большой поклонник игр с мячом, но это не все в жизни. Есть в ней нечто такое прекрасное, что можно выразить только через музыку. То есть, повторюсь, если вы раздумываете: "ох, а достаточно ли я талантлив", — то просто не идите этим путем. Музыка не может решить за вас — это вы должны решить, что делать со своей жизнью».