На одной из презентаций техники Schiit я включила пару треков давно знакомого мне московского брасс-бэнда 1/2 Orchestra, и присутствующие удивились тому, насколько хорошо, в особенности для российского коллектива, они записаны. С тех пор я и хотела расспросить ребят о нюансах звукозаписи духовых, о том, как они вообще дошли до жизни в обнимку с медью, о самой разной музыке, физических носителях, а также об их сайд-проекте Half Live.
В «Полоркестра» шесть человек: Роман Шилепин играет в первую очередь на саксофоне, Сергея «Соника» Буркова чаще всего можно встретить с тубой, Рамиля Шамсутдинова — с тромбоном, Сергея Кашкина — с трубой. Павел Пахомов в коллективе отвечает за перкуссию и электронику, а Михаил Рыжов — за ударные.
Мне удалось пообщаться после концерта, прошедшего на открытой крыше павильона «Рабочий и колхозница», с Романом, Сергеем Кашкиным, Сергеем «Соником» Бурковым и немножечко с Рамилем.
— В принципе начну с самого банального вопроса: почему вы вообще начали учиться играть на духовых инструментах? Обычно выбирают гитару, чтобы клеить девочек...
Сергей Кашкин (далее Сергей): Для этого потребуется очень большая гитара, чтобы девочка влезла!
Роман Шилепин (далее Роман): Да и на саксофон тоже клеятся!
Сергей: Да, начни с саксофониста!
Сергей «Соник» Бурков (далее Соник): Я помню, как в детстве по радио крутили какой-то рок, я брал какую-нибудь лопатку детскую и начинал наяривать, типа я рокер. Ко мне бабушка подходила: у нее были очень длинные волосы и она свешивала их над моей головой, как будто я действительно рокер, и я перед зеркалом накручивал эти волосы — было очень прикольно.
Роман: А я тоже на гитарке играл, и пел песни в переходе даже, было такое дело. Но все равно меня перетянул саксофон почему-то.
— А как так вышло?
Роман: Не знаю. Ну, душа, наверное, ближе лежит.
Соник: Я с детства тоже играть хотел на саксе...
Сергей: У нас с братом тоже был период в детстве, когда мы изображали рок-бэнд. Я не помню, мне года три было, я стучал спицами огромными по чемодану, а он на ракетке бадминтонной запиливал. На самом деле в моем случае это абсолютное стечение обстоятельств: родители всегда хотели отдать меня в музыкальную школу, но никто об этом не задумывался, как обычно это у нас принято, сильно заранее. В какой-то момент я прихожу из школы, мама говорит: «Мы тебя в музыкалку записали», и я такой: «Что, куда?», и они такие: «Ну, там был дополнительный набор, либо на арфу, либо на валторну». Говорят, что на арфу, мы подумали, что круто конечно, но...
— Она же место занимает.
Сергей: В общем, им очень преподаватель валторны понравился, и он реально был крутой мужик, Анатолий Федорович — просто преподаватель от Бога. Но сама валторна, она, честно говоря... Я не представлял себя с этим инструментом по жизни. Поэтому как только я отучился, я просто ее выкинул и пошел рубать электронную музыку. А потом, с течением времени, во многом благодаря нашему просто судьбоносному знакомству с Сережей...
Соник: Как-то так вышло, что мы сначала играли электронную музыку посредством акустических инструментов. И не только: там Сережа играл на бас-гитаре, я играл на саксофоне, и с живым барабанщиком делали что-то вроде драм-н-бейса, быстрого соула такого. Потом, когда я сделал свой первый брасс-бэнд, я позвал Серегу на валторне. Ну, ему это, видимо, не очень нравилось, и он отвалил.
Сергей: Нет, там было восемь трубачей на тот момент и шесть саксофонистов, валторну просто не было слышно — и я оттуда свалил.
— Слишком много народу, в общем.
Сергей: И через какое-то время мне звонит Соник и говорит: «Ты на репу-то придешь?», а я ему: «Блин, чувак, мы с тобой это уже обсуждали», а он: «Да не, у меня новый проект, давай приходи».
— А в проектах не путаешься, Соник?
Соник: Нет, не путаюсь. Они все разные по характеру, на разных инструментах играю.
Сергей: Да, и снова череда счастливых случайностей: в какой-то момент Серега познакомился с Ромой и все очень быстро получилось. А через какое-то время я просто понял, что надо покупать трубу и учиться на ней играть.
Роман: Он сначала на валторне играл, в первое время. Мы его долго стращали, чтобы он трубу купил. Потому что валторна немного не подходит к нашей музыке — слишком мягкая. Инструмент классный, но нужна была труба.
Сергей: А труба универсальная, понимаешь?
Соник: Я бы сказал, что труба более попсовая. Валторна — такой инструмент... Во-первых, мягкий и не пробивной, не такой, как тромбон. Для низов, для средних каких-то голосов в пачках валторна нам не подходила, потому что у нас она терялась.
Роман: У нас рок-брасс-бэнд, рок-музыка, и поэтому у нас валторна сразу улетала куда-то.
Соник: Я бы сказал, что мы какой-то гараж-панк-рок.
Сергей: В какой-то момент времени мы придумали шутливое название «джазафака». Знаешь, как «мазафака» — это дж-дж-дж с гитарами, а у нас то же самое, только с духовыми. Джазафака полная.
— У вас, по-моему, не у всех есть какое-то серьезное прям музыкальное образование, да?
Сергей: Ну, 50/50. На самом деле Сережа, Рома и Рамиль — они профессиональные музыканты, а остальные — самоучки.
— И из-за того, что вы вообще начали свою любовь к музыке с рока, у вас стиль — такая вот сборная солянка.
Сергей: Я бы не сказал, что с рока, у нас на самом деле крутой очень, как называется...
— Он у вас, мне кажется, такой фанковый очень.
Соник: Я бы не сказал, что фанковый.
Роман: Да, я бы тоже не сказал. Там просто есть разные элементы. Я люблю вообще всю музыку, от классики и до джаза, и рока, и трэша, и металла, и все-все-все, что нравится, что интересное, все, что качественно — что прямо завлекает. Да и попсу тоже люблю. Признаюсь!
— Я неиллюзорно иногда люблю послушать «Блестящих».
Соник: Ну-у-у, вот это ты зря сказала. Просто вот укол тебе зонтиком.
— Нет, ну, иногда душа требует...
Роман: Нет, все-таки в каждом творчестве есть доля творчества, она большая или маленькая. Вот чем больше — тем интересней. А по стилю... всем нравится разное. Потом, со временем, пока взрослеешь — слушаешь разную музыку. Потом это надоедает, начинаешь другую слушать, и так постепенно знакомишься с разными стилями, меняются вкусы — и начинаешь это все привносить в коллектив. У нас нет ограничений на что-то одно.
Соник: При этом старое не перестаешь любить все равно, оно в твоем сердце живет всегда.
Роман: И поэтому музыка у нас разносторонняя. Изначальная позиция у нас — никого не зажимать, каждый играет то, что придумал. Все в режиме реального джема происходит. Свободная музыка.
Соник: Нет, ну, потом это, конечно, все дорабатывается, перерабатывается...
Роман: Да, иногда, бывает, композиция сразу собирается, а иногда — в течение месяцев, а то и год может пройти до того, чтобы эта композиция наконец-таки взошла. А еще есть композиции, которые мы до сих пор не записали, но играем их на сцене. Поэтому мы ждем.
Сергей: Вот, Рамиль пришел. У Рамиля вообще очень интересная история.
Рамиль Шамсутдинов: Много было перипетий, да. Многое произошло для того, чтобы мы стали, какими есть.
Соник: Рамиль вообще очень интересный музыкант.
— Да, я его не только у вас видела.
Соник: Рамиль начал свою карьеру в группе «Ленинград».
Рамиль: Да ладно, раньше. В «Молодых голосах».
Соник: Ого, ты там на ударнике играл?
Рамиль: Нет!
Сергей: На треугольничке?
Рамиль: На ударнике я вообще играл в восемьдесят каком-то году... 87, 88 наверное
Сергей: Вот, мы с тобой тогда как раз проходили с рок-расческами историю.
Соник: Горшки свои переворачивали, да.
— А меня вообще еще не было.
Соник: Можно я за тебя, Рамиль, скажу пару слов? Про тебя. Наверное, первый довольно известный проект, в котором начал играть Рамиль, мне кажется, все-таки группа «Ленинград», а потом Рамиль играл в замечательной группе питерской под названием Markscheider Kunst, на которой я частично вырос. Я очень ей сильно вдохновлялся, это прекрасная группа, я ее обожаю до сих пор.
Рамиль: Да я там всего-то пять лет играл...
Соник: А потом Рамиль приехал в Москву, в 2009, и я повстречал его диджеющим в клубе ОГИ. И стал вербовать к себе в брасс-бэнд. Рамиль не сразу согласился, но в какой-то момент он пришел на репетицию.
Рамиль: Где-то год, наверное, я думал.
Соник: Ну, на самом деле ты правильно сделал — мы за этот год что-то придумали такое, чем смогли тебя заинтересовать, и потом вообще пошло-поехало все очень интересно.
— В общем, все, Соник, из-за тебя.
Соник: Нет! Все из-за всего!
Рамиль: На самом деле — да, все из-за всего, но я в этой группе из-за него, из-за Соника я вдруг в «Полоркестра» оказался.
Роман: Вообще у нас так получилось: я, Соник и Миша, барабанщик, втроем начали джемить, и за одну репетицию — два часа — сразу четыре композиции мы придумали. Оно взошло в один момент.
Соник: Да, совпали.
Роман: Бывает, играешь с людьми, и как-то не получается, а тут совпало — и все, процесс пошел. Сразу почувствовали все и все понятно. И мы начали просто делать-делать, приглашать музыкантов...
Соник: Но не все остались.
Роман: Много было народу, много прошло. Кто-то по причине того, что не тянул, да и не хотел или не понимал. И с вокалистами мы пробовали, но у нас не прижились вокалисты. Многие нас спрашивают: почему играем инструментальную музыку? А мы изначально решили, что если делать — то что-то новое, интересное, и так же и с вокалистом: хотели, чтобы он туда вжился по-своему. А когда он просто делает что-то обычное, ну... Нам неинтересно, мы сразу таких людей отсеивали. У нас была коллаборация с рэперами, с Коди Брауном, с «Горы Лана».
Соник: С Коди, кстати, было неплохо, и с «Горами» тоже.
Роман: Коди — специфичный, он философский, сложный для понимания общественностью, так сказать, его надо реально почувствовать. А «Горы Лана» были очень классные эстонцы. Но они в Эстонии, а мы...
Соник: А мы здесь, и это небольшая сложность.
Роман: Даже уже и не здесь кто-то.
— Вообще мне интересно, как вы записываетесь, потому что духовые — это непросто.
Сергей: Мы записывать решили довольно скоро, хотя у нас уже было контента больше, чем на один альбом.
Соник: Нет, на самом деле мы поздно очень решили записываться. Надо было это делать раньше, потому что к моменту записи первого альбома у нас уже материала было практически на три альбома. И первый альбом был как курица лапой. Мы записали его на разных студиях — тут что-то одно, там третье, тут дописывали...
Сергей: Нет, ну, это все равно было интересно.
Соник: Очень интересный первый опыт.
— А у вас до этого опыт записи в принципе был?
Сергей: Я этим занимался.
Роман: Да все писались где-то.
Соник: Второй альбом у нас вышел немножко более подготовленным, но тоже, на мой взгляд, как курица лапой.
Роман: Все очень просто: когда мы писали первые два альбома, мы, во-первых, еще смотрели, как вообще правильно записать духовые, потому что у нас в стране до сих пор не все умеют это делать. Вот такая проблема, и поэтому мы искали того самого звукорежиссера, который мог нас записать. Мы поехали в Питер — там был мой друг, который нам сказал: «Приезжайте на базу, я вас бесплатно запишу». Конечно, у нас не было ни денег, ничего, мы поехали туда на «Соболе», — у меня «Соболь» есть, — одного парня вообще посадили на шезлонг в багажнике. И вот так поехали в Питер писаться на неделю. Часть писали там, потом часть дописывали. В первом альбоме еще принимали участие разные музыканты — те, кто просто приходил и джемил с нами на репетициях.
Соник: Это еще был период становления.
Роман: Потом у нас много материала накопилось и пришлось очень сильно и долго его дорабатывать, потому что, опять-таки, не было звукорежиссера, нужно было искать. Мы даже делали тестинг звукорежиссеров, человек десяти: отсылали им демо, говорили «Сделайте типа промо какой-нибудь, или микс», — и мы ни одного не могли выбрать, потому что в итоге никто не мог нам сделать так, как мы хотим, так, как мы видим. Но в итоге потом нашли Корнея, когда уже с Хьюманом познакомились (Александр Хьюман, Xuman Records - прим. ред).
Соник: Мы выиграли каким-то образом.
Роман: И Корней, конечно же, нам подошел, потому что он — человек очень чувственный, он старается понять, что нужно людям, не говорит, что «я знаю и все будет вот так», нет. С ним диалог.
Соник: Я думаю, прежде надо поблагодарить, наверное, Сашу Хьюмана — за то, что он познакомил нас с Корнеем. Мы выиграли в конкурсе Jagermeister Awards в качестве молодых и безбашенных и Саша предложил нам записаться на его студии. Мы повстречали там Корнея, и Корней Кретов — отличный звукорежиссер, отличный парень с просто потрясающими ушами
— У него еще и огромнейший опыт, насколько я помню.
Сергей: Конечно, да, но опыт, скорее, в другой музыке.
Соник: Да, инди, электроника какая-то.
Роман: Но он за нас взялся, ему стало интересно и он как-то творчески подошел к нам, много чего добавил именно в саунд-дизайне. Что-то как-то все оформил. У каждого ведь мнение свое, и оно иногда не сходится с мнением окружающих — а Корней смог все выслушать и собрать в одну-единственную штуку. Вот такого человека мы как раз искали.
Соник: Это, конечно, чрезвычайно сложная задача для него была.
Сергей: Нашим общим дебютом, можно сказать, и был этот альбом, где «Граф Цепеш», где «Мила», который ты людям ставила. Эта епишка, «Pinball», даже по моему мнению наиболее целостно звучит.
Роман: Ну, я не знаю, «Граф Цепеш» — он такой получился, как его хотели, но все остальное тоже было классное. Первые альбомы — все они были интересные.
Сергей: Зеленый, первый, мы писали в одном месте, дописывали в другом, и даже я пытался это все сварить. Потом все-таки отдали моему знакомому на хорошую студию, долго его допиливали.
Соник: Да-да-да, все вместе его делали. Но про зеленый альбом надо сказать, что на этом альбоме мы учились играть вообще в принципе.
Сергей: И записываться тоже. Потому что одно дело — техническая сторона медали. Для меня, например, это было вообще в новинку. Представляете, трубу записывать самому как новому исполнителю? Мы туда додумывали пачки, мы что-то разделяли, переделывали партии...
Роман: В общем, вернемся к вопросу: писать духовые — сложно, к ним нужно относиться правильно, все звукорежиссеры, пожалуйста, относитесь к духовым правильно, научитесь писать духовые инструменты.
Сергей: Не бойтесь, во-первых, экспериментировать, а во-вторых — перебдеть. Лучше всего, чтобы это было хорошее помещение, несколько микрофонов и, блин, бесконечное число дублей. Потому что все равно, как в любом живом инструменте, особенно в духовом, от того, как чувак сыграл в данный момент, зависит более 50% того, как будет записан звук.
Соник: Обычно мы, на самом деле, на песню делали три дубля, а потом выбирали лучший.
Роман: Последний альбом, кстати, «Izotope» — он записан вообще абсолютным лайвом, чуть-чуть дописан сверху.
Сергей: Да, мы дозрели уже к тому моменту по уровню, все более-менее сравнялись.
Соник: Нет, где-то были помарочки, по-моему, даже остались на альбоме. Что-то мы, может быть, поправили потом, на пост-продакшене, что-то оставили для того, чтобы это было. Потому что это — живой звук
Роман: Почему у нас получилось так: наш последний альбом, «Izotope» который — материал к нему был придуман до первых двух, до электронных. Он накопился. Мы просто его не могли записать, потому что новые электронные пошли и надо было их писать уже — не до него стало. Поэтому мы только недавно его записали как лайв, когда всю электронику перезаписали и вернулись к началу. Материала реально много было, много идей, да и много еще идей лежит где-то в карманах, телефонах и прочих, которые можно собирать, и, я думаю, еще у каждого в голове. В принципе подход такого импровизационно-композиционного собирания музыки — он интересен, и мы — одни из таких людей, которые реально собирают композиции именно импровизационно, именно в режиме реального времени, каждый придумывает прямо вот сейчас. Ну, может быть, он что-то уже придумал, там, заготовил. Но от него все равно все начинают заново придумывать. Момент очень интересный и спонтанный, и возникает что-то такое ненадуманное — поэтому музыка такая легкая получается, очень живая.
— С таким своим особым ритмом, я бы сказала.
Соник: Я сейчас уже больше года живу в другой стране, там играю с разными музыкантами, и у меня такой срост был только один раз с одним человеком — это Даня Синайский, очень классный музыкант, поэт и композитор. Мы включили драм-машину, какой-то простейший бит, начали музицировать — и у нас пошла музыка. Мне кажется, она была вот подстать «Полоркестра» по тому, как мы в импровизации с ним сцепились и начали выстраивать на ходу композиции. Но больше... я играл много где еще — никогда у меня такого не было, как с «Полоркестра». Чтобы пришел на репетицию, начал что-то играть — просто разыгрываешься, и вдруг подхватывает один, второй, третий, и все — 7 минут и у тебя трек. И только один вопрос: кто-нибудь записал это на диктофон?
Сергей: А никто и не записал, оказывается.
Роман: А я записал один раз — и уронил телефон в коллектор какой-то. Пытался несколько дней достать, не смог, он там до сих пор лежит, наверное. Телефон, кстати, было не так жалко, как то, что на нем было. Потом, в принципе, не расстроились, придумали еще столько же.
Соник: «Полоркестра» еще начинался с мишиного диктофона — у него был какой-то плеер-флешка китайский, куань-пань, я не помню название, но писал он просто чума. Диктофон втыкаешь — и можно было все разобрать, его ничего не перегружало, барабаны даже, громкий звук. Ну, как бы, диктофонная запись, да, это не Tascam и не Zoom, но для такой маленькой штуки... У меня телефон сейчас, iPhone, хуже пишет звук, мне кажется, чем у Миши тогда писал его китайский плеер.
Роман: Это просто в то время так казалось.
Соник: Действительно, а давай отроем старые записи, проверим.
— Вам же скоро лет десять будет?
Сергей: Скоро, да.
Соник: У нас год через два, мне кажется.
Роман: У нас идея музыки, — неспециально, оно само собой получается, — что-то такое из советского фильма, культура, которая потеряна, так сказать, уже какое-то время. В принципе сейчас никто этим не занимается, а у нас она сама проскакивает — потому что все воспитаны на этом. Местами это есть, и это прикольно — как бы особый почерк.
— У вас такой особый фьюжен.
Сергей: У многих свои ассоциации рождаются, да.
— Он одновременно и олдовый, и добавляется психодел и всякое такое, и выходит своеобразный микс.
Роман: В режиме реального времени причем.
— Кстати, на чем вы дома-то музыку слушаете?
Роман: Слушай, я — на радиоле. Я себе сейчас сделал систему радиольную, я перепаял все конденсаторы. Вчера с другом четыре радиолы перепаяли одним махом. И я вам говорю: «Ригонда» — блин, берите, за тыщу-то рублей!
Соник: «Ригонда» — это вообще шикарно.
Роман: Перепаивайте, и у вас будет супер-хайэнд звук, не надо на концерты ходить вообще.
Соник: Я помню, как пришел к нашему первому тромбонисту, Диме, у него дом полон артефактов всяких с помоечек. Офигенные радиолы, органы, мебель крутейшая всякая разная, интересные лампы... И у него был орган «Юность», не помню номер, 80 что-то там, подключенный через радиолу «Ригонда» с бумажным динамиком. Я сел, начал играть на этом органе — и немножко поскрипывали клавиши, они были из советского пластика того самого сделаны, — но звук из динамика меня просто поразил. Он был настолько теплый, плотный... Я не знаю, я улетел.
Сергей: У меня дома Dynaudio, профессиональные мониторы хорошие. Но, честно говоря, когда мы особенно активно тестили сведения всякие, экспериментировали со звуком на записи, мы все время проверяли на одной штуке. Я в свое время купил родителям на кухню Yamaha, знаешь, MCR которая, маленькая, рыженькая такая, первая. Она до сих пор у меня стоит и, наверное, больше всего музыки я слушаю на ней. Потому что она — как старые ямаховские мониторы, которые, помнишь, NS10, с белым динамиком из каучука, на который они израсходовали весь каучук из какой-то африканской республики и после этого закрыли производство, потому что в мире больше не осталось этого каучука. Звучали они своеобразно, и эта штука тоже так же звучит. С «Ригондой», конечно, не сравнить, но прикол в том, что нет этих современных суперсаба, кристальных верхов, а при этом есть то, что мы любим — сбалансированная цельная картинка. Я прям слушаю — она стоит на холодильничке и я доволен, а мониторы свои не включал уже год.
Соник: Я дома слушаю музыку в наушниках Focal Spirit Pro, предыдущих. Я как-то нашел на помойке в Израиле усилитель, какой-то бытовой Pioneer, и подключил наконец колонки, которые мне подарил тесть-аудиофил. Он мне подарил Harbeth, старые Harbeth, маленькие, полочные, типа BBC-мониторы, вот в таком духе акустика. Наконец-то я все это подключил и теперь слушаю так. Но, мне кажется, что звук нечестный из-за старого усилителя, у которого немножко баланс барахлит, если поднажать на потенциометр
Сергей: Нет, просто к акустике такого уровня нужно и соответственно подбирать усилитель. Если бы я тебе отдал свою старую «Вегу» — ты бы тоже не проперся. Хотя у нас была классная «Вега», не помню, пятитысячная, вроде, черная такая, последний советский хайэнд — она была очень крутая, колонки к ней еще пятидесятые какие-то. И, я помню, в детстве просто офигевал, когда их слушал. Врубали Queen — и это было что-то невероятное. Всем казалось, что это невероятно — и соседям, сверху и снизу, и нам. Metallica, помню, слушали, и нам по батарее стучали. А еще, помню, все в школе в детстве увлекались хип-хопом, а мне как-то хип-хоп было зашкварно слушать, потому что у меня брат — металлист, и я боялся, что он меня побьет. И я делал так: на старых этих деках была кнопочка 33/48, как аналог, только кассетный, для того, чтобы можно было быстро перезаписывать, быстренько перегнать на убыстренке две кассеты, а играли бы они нормально. Но я эту кнопочку использовал знаешь, как? Ставишь какой-нибудь хип-хоп, причем чем медленнее, тем лучше, включаешь эту кнопку — и получается джангл! А потом, когда я узнал, что такая музыка уже существует, я просто полюбил ее на всю жизнь — даже кнопочку нажимать не надо.
— Ой, это противостояние металла и хип-хопа было по всей стране.
Сергей: Да, и как оказалось — нахрен оно не нужно! Это огромная глупость. Потому что и то, и другое хороши.
Роман: Это было в нашей стране, у нас субкультуры были, потом фанатская тема пошла.
Сергей: У нас хлебом не корми — лишь бы разделить.
— Кстати, насчет хип-хопа: сейчас же Blue Note планируют выпускать документалку о связи джаза и хип-хопа.
Соник: У них еще и фестиваль отличный в Монтре.
Сергей: Блин, она прямейшая.
Роман: Особенно для саксофонистов.
Сергей: А вот между металлом и джазом...
Роман: Нет, связь между джазом и металлом тоже очевидная — весь металл начался с Оззи Осборна, с Black Sabbath. Возьми клип, который «тааа-раааа-тарата-таратаратара-таа-раа-таа» («Iron Man» — прим. ред), и сразу поймешь. В то время — первая реальная утяжеленная музыка, и видно по этим людям, что они полные обрыганы. Они еще и так играют мерзко — и вот они все воспитаны были на джазе. От этого всего и пошла тяжелая музыка.
— Самое главное — они от этого ловили дикий кайф.
Роман: Ну, вся музыка — она просто в разные стороны разветвлялась все время. Есть джаз и хип-хоп. К чему тут привязываться, к тому, что и там, и там негры? Да нифига подобного. Афроамериканцы зачитывали и в то время тоже, да и были у них темы, типа до того же Луи Армстронга, который в принципе тоже как рэпер мог зачитывать — просто тогда не было такой культуры и такого стихотворения. Не дошли до того уровня, чтобы текст вот так оформить. А джаз ведь был не только черный, он был и белый, и он был тоже своеобразный.
Соник: Это понятно. Здесь, скорее, речь идет о сэмплинге, о том, что ребята брали какие-то темы.
Роман: Брали из соула вещи.
Соник: Да кого только не нарезали. Я, например, радио слушаю какое-нибудь джазовое, вдруг какая-то боссанова играет — блин, это же из Cypress Hill, офигеть! О, а это же A Tribe Called Quest, а это Funkdoobiest, ничего себе!.. То, как они это перерабатывали — это очень интересно.
Сергей: Ну, как ты понимаешь, мы много всякого разного слушаем.
Соник: Я вот слушал хип-хоп.
Сергей: А я вот металлист был.
Соник: И мы все играем в «Полоркестра».
— Хорошо играете, чего уж. А записываетесь вы в цифре, насколько я понимаю, да? И издаетесь первым делом на Bandcamp, а потом уже периодически печатаете диски. Хочу, кстати, диск вашего стороннего проекта, Half Live.
Сергей: Я не думаю, кстати, что Half Live будет выпущен на диске, я бы хотел сделать винил вместо диска. Потому что в этом есть смысл. Единственное — под винил все-таки надо мастерить отдельно.
Роман: Я скажу проще — можно сделать винил, кассету, флешку, можно сделать что угодно, но диск сделать придется.
Сергей: Почему?
Роман: Потому что многие просят диски.
Сергей: А у меня многие просят винил, и винил многие собирают. А диски — мы ими потом просто кидаем в людей на концертах.
Роман: Чтобы сделать винил, нужно перевести все на ленту изначально.
Сергей: Винил сейчас печатают с любого нормального носителя и перемастер под винил можно сделать даже в том месте, где печатают винил, просто под определенные динамические характеристики.
Роман: В общем, чтобы сделать винил — нужны средства.
Сергей: А компакт-диск — просто бесполезная история. С того момента, как мы в формате Half Live релизнулись, я обсуждаю это со всеми — кому чего понравилось, кому чего хотелось, и все спрашивают: «А вы чего, реально винил будете делать?», потому что обложка получилась такая, что все решили почему-то, что она под конверт. И я говорю, что не знаю, может, будут диски, а мне отвечают, что чувак, извини, но нам его сунуть некуда, кроме как... Лучше флешку делай.
Роман: Мои наблюдения такие: да, компакт-диски изживают себя, как и винил в свое время, как и кассеты, но диск сейчас — это, во-первых, просто визитная карточка. Даже если его не будут слушать — там написаны все данные. То есть диски сейчас делаются не для продажи, в первую очередь, а для того, чтобы пуляться ими в толпу. Винил если ты пустишь — он сломается и может кого-нибудь покалечить, а диском можно аккуратненько.
Соник: Я предлагаю вам сделать и диски, и винил. Диски — пулять в толпу, а винил — такое красивое коллекционное интересное издание.
— Да, винил имеет коллекционную ценность, да и идет все-таки возрождение винила.
Роман: Но чтобы выпустить винил — нужен правильный подход. Многие выпускают винил, но делают это некорректно — просто для того, чтобы сделать винил. Это неинтересно. Нужно правильно-правильно смастерить, сделать так, чтобы оно звучало именно на виниле.
Сергей: Магия винила — это когда ты пишешь изначально на аналоге и сводишь, используешь как минимум аналоговый сумматор, и тогда у тебя получается правильная матрица, «винил ориджинал». Об этом существует бессмертный холивар в интернете, утверждающий, что все, что записано после 80-х — это ненастоящий винил, потому что с цифры пишется. Это просто носитель, но там абсолютнейший цифровой мастеринг и цифровые записи. Вот Корней — очень замороченный чувак, он нам даже предлагал как-то записаться на ленте. На той студии, где он сейчас, уже не Xuman, они купили ленточный Studer и в принципе можно весь процессинг сделать аналоговый.
Роман: Twilight Lounge Studio.
Сергей: Они сейчас открыли на заводе пластиков помещеньице и они в звуке отлично понимают. Корней уже больше не занимается всякой попсовой индятиной, ни к кому не прикреплен, просто к ним ходит. Корней — это Корней. У него фантастическая студия дома — на четыре стены аналоговых синтов, обработка, и все очень круто. Он очень замороченный перец с хорошими ушами и отличным звуком. И, в приницпе, было бы интересно попробовать. Но для этого нужно дорасти не только со звуковой, но и с музыкальной точки зрения. Мы в том же Half Live только сейчас нащупываемся, учимся с Ромой. Между последними экспериментами в «Полоркестра» и нынешними в Half Live огромная разница: это полная реконструкция всего педалборда, новые инструменты, синты, даже есть фишка, которую только Рома придумал — как извлекать звук с саксофона, чтобы он шел сразу и сюда, и сюда, и еще и с синтом играть. То есть всякие разные ноу-хау. У меня не так много нового, но я просто стал значительно лучше играть, плюс еще взял в руки бас-гитару, что тоже вносит свой колорит.
Роман: Не, винил — это классно, и лента... Есть возможность записываться, нужно только дорасти. И опять, конечно же, это лайв история: не просто возьми, нарежь и сделай какую-нибудь крутую аранжировку. Это нужно понять. Если заморачиваться по-настоящему, как надо...
Сергей: Да, нам не чужды акустические эксперименты.
Роман: Я считаю, что все возможности нужно использовать, не нужно зацикливаться на какой-то одной теме. Если это цифра — ее нужно правильно использовать. Среди звукорежиссеров глупые споры постоянно идут — цифра или лента, «я вот только на приборах», «а я — только плагинами». Это странная и смешная история: плагины для своих вещей подходят, аналог — для своих, и нужно понимать, где что использовать лучше.
Сергей: Ну, понимаешь, звукорежиссеры формируют свой инструментарий, и если они привыкли так или эдак, они будут писать на том, что понимают.
Роман: Но у режиссеров хорошего уровня есть возможность пробовать, у них есть и это, и то, и они выбирают в зависимости от возможностей музыканта, от финансовых возможностей.
Сергей: Современный мир дарит довольно простой комплект. Когда мы писали последний Half Live — там не было никаких заморочек, просто приятная комната с хорошими барабанами, были очень хорошие микрофоны. Вот с микрофонами они заморочились, искали редкие.
Роман: Почти все лайвом записано, 70-80% мы записали сразу, одним дублем.
Сергей: Причем мы развелись по комнатам — там небольшая студия была. Я вообще записывался в туалете, например.
Роман: Конечно, там есть свои проблемы, но в принципе и экономия средств в какой-то степени.
Сергей: С динамической точки зрения очень драйвово вышло, но я слушаю, и по финалам иногда суховато кажется. Зато слышится, что реально чуваки сели и сыграли — в отличие полоркестровых многих, где ясно, что мы написывали, наслаивали. Получается другого типа музыка. Но я вообще фанат старого эйсид джаза, где взяли штучку от этого, залупили, кто-то на басу чего-нибудь наиграл — и все получается.
Роман: Это просто разные концепции, разный саунд-дизайн.
— А как насчет кассет в качестве сувениров?
Сергей: Про кассеты я тебе однозначно могу сказать: кассеты — это просто другая культура, это ближе к витч-хаусу, к дарк-техно, и я не представляю, зачем выпускать кассету с треками «Полоркестра». Все равно, как если бы мы вышли в пиджаках. Она не ассоциируется с нашей музыкой. Винил — да.
— Кстати, какие у вас мысли о состоянии музыки в России?
Сергей: Я думаю, у нас на этот вопрос нет единого мнения. В России, как я думаю...
Соник: Нет будущего. Пардон.
Сергей: В России все в порядке с музыкой, очень в порядке, даже количество музыкантов увеличилось просто в геометрической прогрессии, куча баз, и в каких-то определенных жанрах есть люди, добившиеся успеха на мировой сцене абсолютно идентично заграничным музыкантам, таким же молодым. В драм-н-бейсе уже давно это, в электронной...
— И с нейрофанком то же самое творится, я вообще в шоке.
Сергей: Здесь мы чуть ли не законодатели мод.
— Да, россияне и беларусы.
Сергей: Видимо, жесть нам приходится по вкусу. Но меня общая современная движуха музыкальная немножко пугает, засилье трэпа и прочего. Впрочем, всегда так было — всегда были какие-то тренды, правящие кланы. Если раньше была абсолютная гегемония Англии, она задавала тренды, то сейчас, мне кажется, благодаря интернету и тому, что все доступно, больше влияет Восток, который ближний — именно гармонически. А из-за неспокойности все музло пришло в такой воинственный ритм — через дабстеп, кстати. А потом появился трэп — и все. Он проник попросту везде. Но, с другой стороны, любая субкультрная штука живет и процветает и любой из жанров развивается. Музыка пишется, слушается, и у всех все хорошо.