Когда слушаешь записи Шопена в исполнении Артура Рубинштейна сразу вспоминается безупречное сочетание славянской страсти и галльской точности в этом харизматичном пианисте, который с радостью дарил свою любовь публике.
Примечательно, что совсем немногие музыканты достигают знакового статуса. Зачастую им мешает чересчур академический подход. Например, эксцентричность Гленна Гульда достаточно сильно повлияла на объективную оценку его противоречивого искусства, также как гламур Эйлин Джойс или публичность Ван Клиберна сказались на оценке их талантов на инаугурационном Конкурсе пианистов имени Чайковского. Кроме того, Стивен Ковачевич считает, что статус королевы-матери Дамы Майры Хесс сильно повлиял на оценку ценности ее таланта.
Но Артур Рубинштейн (1887-1982) не производит впечатления переоцененного таланта. Я хорошо помню старую — детскую энциклопедию, где я впервые наткнулся на фото Рубинштейна с подписью «Когда Рубинштейн играет Шопена, вы перемещаетесь в другой мир»; интригующая фраза неправда ли . Конечно, это был просто образ, но существовал и реальный человек. Искусный дипломат, Рубинштейн, возможно, слишком любил искушать прессу такими заявлениями, как «Я самый счастливый человек, которого я знаю», или «Я люблю Испанию также нежно, как женщину».
Многим известно, что Рубинштейн испытывал особую любовь к Баркароле Шопена, утверждая, что после её исполнения на сцене он неизменно преуспевал в соблазнении самой красивой женщины в зале. Правда, биография авторства Харви Сакса рассказывает о человеке незнатного происхождения, к тому же, подверженном ревности (успех Горовица был особо неприятным моментом: «он, возможно, владел отличной техникой, но я был прекрасным музыкантом»). Но музыкальная игра – это, действительно, его призвание.
Вы могли пропустить эти записи, тесно связанные с Рубинштейном: «Iberia» Альбениса, «Вторая Соната» Шимановского и «Петрушка» Стравинского, которые не оправдали ожиданий. Случилось ли так из-за того, что он предлагал «руку помощи» композиторам, которые жаловались на то, что он играл не по их записям, даже если его исполнение было более выдающимся, чем оригинал? И вы, наверняка, заметили отсутствие в списке позднего Бетховена. Будучи чемпионом среди исполнителей Сонат “Hammerklavier”, Рубинштейн вдруг ощутил, что великие сонаты среднего периода (Waldstein и Appassionata) были более популярны.
Но он записал практически все композиции Шопена, и хотя его планы завершить Этюды так и не были реализованы, Мазурки, Полонезы, Ноктюрны и Скерцо 1932-39 годов в его исполнении бесценны. Это наследие, в котором патрицианская элегантность сочетается с героической виртуозностью и ласковым прикосновением безрассудства. Рубинштейн, возможно, стал величайшим исполнителем композиций Шопена. Возможно, он пересматривал эти шедевры на протяжении всей своей жизни, добиваясь все большей ясности и утонченности, но сегодня мы можем послушать его первые вариации, которые стали антитезой более сентиментальной традиции.
Шопен был движущей силой для Рубинштейна, человека из огня и льда, патриота, который написал трагическую историю Польши в музыкальном варианте. Рубинштейн придавал бодрость и энергичность, уникальную тонкую элегантность и утонченность каждой изощренной комбинации и идее. Его исполнение мазурки (конфессиональный дневник Шопена) передает живость взаимодействия людей в танце, а рубато (музыкальный темп) раскрывает все гармонические и ритмические повороты. И вот Рубинштейн уже достаточно великий пианист, чтобы вызвать зависть у Каллас или Фишер-Дискау. Озадаченный, скажем, давящим звучанием Шуберта в исполнении Рихтера или безумной плавностью Аргерих, исполняющей Шопена, он искал идеальный баланс чувства и чувствительности, безупречное сочетание славянской страсти и галльской четкости. Однако, прежде всего, он обладал харизмой, которая захватывала внимание аудитории своей магической силой. Немногим пианистам удавалось вызывать такие эмоции у своих слушателей, которые ждут классического исполнения таких любимых композиций как Ноктюрн Шопена Фа Диез, «Ритуальный огненный танец» Де Фальи или «Полишинель» Вилла-Лобос.
Рубинштейн выбрал программу «Весь Шопен» для своего долгожданного возвращения в Россию в 1964 году. Он вызвал фурор исполнением Полонеза Ля Бемоль под конец выступления под ликование публики. Но моё последнее воспоминание - это заключительный концерт Рубинштейна в Лондонском Уигмор-Холле, где ухудшившееся зрение и физическая немощь, казалось бы, оставили его на время исполнения Вальса До-диез Минор на бис. Он часто жаловался на отсутствие жизнерадостности в современных пианистах, одержимых записью партитур, а не их сутью. Его же карьера, напротив, была любовным романом с аудиторией, которая с восторгом откликалась на каждый его жест. Его звучание, верность, обаяние и своеобразие стиля, его неповторимое исполнение останутся с нами навсегда в виде легенд и памяти о настоящей исторической славе.
Автограф Рубинштейна ( личная коллекция )