13 сентября 2021 года я понял кое-что важное.
Это был конец рабочего дня, примерно пять часов вечера. Делать было особо нечего, и я поехал побродить по полям. Вот таким:
Эти живописные места находятся в пяти минутах езды от моего дома. Я сюда приезжаю, когда необходима тишина.
Перед поездкой я послушал Первую виолончельную сюиту И.С.Баха в исполнении М.Л.Ростроповича. Сюита была в мажорной тональности.
Я открыл багажник, переобулся из кроссовок в высокие резиновые сапоги и пошёл в поле. Начиналась тёплая осень, было тихо и волшебно.
Думать ни о чём другом, кроме как об этой сюите, не удавалось. Несмотря на то, что была в мажорной тональности, она оставила в душе отнюдь не радость. Но это обычная история, c Бахом всегда так. Я знал это и, много и часто слушая его наследие, привык испытывать эту не совсем радость, а некое радостное смирение, граничащее с тихой грустью. И всегда оставался вопрос: почему, зачем так? Почему после прослушивания "Голубого Дуная" Штрауса, "Полёта Валькирий" Вагнера, некоторых фортепианных сонат Прокофьева и Рахманинова остаётся безусловная, жизнеутверждающая радость, а после прослушивания прелюдий из ХТК в мажоре, либо той же первой виолончельной сюиты Баха — нет? То же и минором: произведения, начиная от старых итальянских мастеров, вроде Скарлатти, Альбинони, и до Шопена, Чайковского, Шостаковича — они полны понятных, человеческих переживаний, передают меланхолию и грусть. Обобщённо, сочиняя в мажоре, композитор говорит: "мне хорошо, радостно". Сочиняя в миноре, он говорит: "мне плохо, очень плохо". Это простые человеческие чувства доступны для сопереживания.
У Баха не доступно ничего. Танцует ли публика на балу, оплакивает ли кого-нибудь — минор и мажор Баха стоят особняком и задают какие-то очень глобальные, фундаментальные вопросы. Какие?
Слушая Баха, я постепенно пришёл к выводу, что это ощущение чего-то большего, чем эмоции, которые может передавать музыка — по сути это вопрос ко мне, который раз за разом остаётся без ответа. Ведь когда всё понятно - тогда может быть как безусловно радостно, так и безусловно грустно. Я спрашивал себя, почему не испытываю безусловную радость ни от одной из многочисленных праздничных кантат и понимал, что ответ на этот вопрос раскроет самую суть эстетического языка Баха.
И вот сегодня понял.
Мажорные произведения Баха не говорят "мне хорошо, радостно". Они говорят иначе: "Посмотри, какой мир". Посмотри, какой мир. То есть, восхитись миром и от того возрадуйся. Минорные произведения Баха не говорят "мне плохо, очень плохо". Они говорят иначе: "Задумайся, каков мир". Задумайся, каков мир. То есть, прими его и постарайся понять его.
Оттого и эта двойственность ощущений, которую испытываешь от произведений Баха, и в мажоре, и в миноре — потому что это фундаментальные вопросы к тебе. Думаю, Бах, как кантор, служитель церкви, задавал эти вопросы интуитивно. Чтобы взглянуть на мир и возрадоваться, необходимо провести определённую духовную работу. Чтобы задуматься о том, каков мир, необходимо его смиренно принять со всеми достоинствами и недостатками, и это также духовный труд. Как видим, в любом случае — вопрос и некоторые непростые условия. Музыка побуждает к духовной работе, что вполне отвечает её предназначению как духовной. Но невероятное и фантастическое состоит в том, что это можно понять из самой музыки, а не только зайдя в церковь и услышав её. Ещё более удивительно, что этим свойством обладает и светская составляющая музыкального наследия Баха, к которой принадлежат в том числе шесть виолончельных сюит.
С позиций этого знания легко объясняется, почему эту музыку невозможно познать полностью, трактовать однозначно. Фундаментальные вопросы о мире, которые она задаёт, никогда не разрешатся. Как и личность Баха, они всегда будут где-то на горизонте, сколько к нему не идти. Этим также объясняется и отсутствие субъективизма музыки Баха. В ней не найти "мне хорошо" и "мне плохо", это есть музыкальная живопись, "музыка аффектов", о которой говорил в своей монографии о Бахе А. Швейцер. Такая музыка предполагает характерное и реалистическое изображение. Бах живописует музыкальную картину, не вкладывая от себя никаких личностных переживаний. Безусловно, это феномен.