Помните, как мы подготовились к фестивалю «Триумф джаза» в прошлом году? Взяли интервью у самого Джона Скофилда. И тут началось то, что началось тогда весною. Все отменилось. В этом году «Триумф» прошел триумфально — народ изголодался даже по «эстетскому» джазу. Ну и состав исполнителей был — огонь! И я поймал в Москве крутейшего пианиста — Эммета Коэна, музыканта молодого и звездного.
Я давно слежу за его творчеством. Мы даже френдимся в Facebook’е. Впервые я увидел его аж 7 лет назад, в 2014 олимпийском году, в Сочи. Вот что я написал тогда для одной газеты:
«На Культурной олимпиаде Квартет Брайана Линча <…> половина публики все-таки распробовала и посмаковала все эти модальные штучки, исполняемые с холодным блеском на высокой скорости. Группа, надо сказать, никакой попсы не предложила: ни стандартов, ни модных ныне рок- и поп-каверов. Только свое. Большая часть программы — материал, написанный Линчем или пианистом, молодым и ярким Эмметом Коэном.
<...> Контрабаса, на котором играл овеянный американской славой русский Борис Козлов, не было слышно вообще. Фортепиано пробивалось иногда. Хорошо вывели только барабаны и трубу. Пластичный ритм барабанщика Ралфа Питерсона, кстати, стоило и отдельно послушать. Он, наверное, больше всех восхитил публику, хотя совсем не выпендривался, как это принято у современных барабанщиков (любят они палочками жонглировать да всякими шумелками шуметь; десять лет назад это было весело и лихо, но сейчас уже стало общим местом). В общем, не очень подходящая музыка в не очень подходящее время сработала гораздо лучше, чем могла бы. Тоже ведь спортивное достижение, в каком-то смысле».
После концерта я пошел в фойе и купил несколько дисков Питерсона и единственный на тот момент дебютный CD трио Эммета Коэна. Этот компакт-диск в диджипаке я захватил с собой, когда нынешним мартовским днем я пришел на репетиционную базу биг-бэнда Игоря Бутмана, чтобы побеседовать с теперь уже хэдлайнером фестиваля «Триумф джаза» — Эмметом Коэном.
«Ого! — удивился Эммет. — Такие штуки еще у кого-то есть?» Я объяснил, что компакт-диск куплен в Сочи, в том самом году, когда пианист выступал там с Линчем. И это его, что называется, «триггернуло». Поэтому интервью начинается не с вопроса, а с ответа:
— Это же было 7 лет назад! Ты же знаешь: недавно умер Ральф Питерсон. Он тогда играл с нами на барабанах. И я на этой неделе много думал о нем, и недавно выдалось поехать в Сочи снова — так все закольцевалось. И тут ты с этим диском из Сочи… (Пауза) А тот раз — мой первый в России. Более того — то было мое первое мировое турне. Я был очень юным… Там же с нами играл Борис Козлов. Он мне много рассказывал про Россию, так что я больше узнавал про страну.
— Давай с самого начала. Ты — вундеркинд, сейчас бэнд-лидер, давно состоялся как музыкант. А вначале было что?
— Школа Сузуки. Классическое фортепиано.
— В чем суть этого метода?
— Учишься играть по слуху. По записям. Поскольку слишком маленький, чтоб читать ноты. Ну вот так я начал — и сразу влюбился в музыку.
— А тебе именно нравилось играть?
— Да-да, сам процесс! И музыка: классические пьесы, бродвейские мелодии, потом джаз. В средней школе и выпускных классах я играл на кларнете и саксофоне — научился ради участия в школьном оркестре. На органе пробовал, разные другие инструменты…
Меня не надо было заставлять: я сам играл каждый день, с удовольствием. Музыка бесконечна: чем больше ею занимаешься, тем больше она раскрывается. Великий <джазмен> Джимми Хит дожил до 93, но не переставал искать новое — ему все было жутко любопытно.
— А родители и родственники насколько музыкальны?
— Родители дома слушали джаз! Сам город Нью-Йорк — там такое окружение, среда, музыка, музеи… Есть у меня кузен по имени Грег Коган. Он сильно старше и играл с великими: Лайонелом Хэмптоном, Бадди Ричем и другими такого уровня. Но я его в детстве не знал, лет в 15 познакомились, я такой: «о, да ты джаз играешь!»
— Коган — так в России называют людей с твоей фамилией. У тебя корни откуда?
— Да, Коган, Каганович… А мы действительно отсюда!
— Уточни: Россия, Украина?
— Ну, точно не скажу, но, ясное дело, Восточная Европа. Польша или Россия. Прабабки и прадеды приехали в Америку, осели в Нью-Йорке. Как оказалось, навсегда. Точнее не скажу — история рода, к сожалению, утеряна.
— Бежали от войны и нацистов?
— Возможно, как и многие. Первая мировая или Вторая… У евреев поводов уехать было, увы, предостаточно. Точнее ничего неизвестно, увы.
— В любом случае ты — урожденный ньюйоркер, причем в четвертом поколении?
— Точно (смеется).
— То есть тебе не надо было переезжать в Нью-Йорк, чтобы оказаться в центре креативной музыкальной жизни…
— Да, я там просто вырос. В Нью-Джерси. Ходил на бродвейские шоу, мюзиклы, джаз-концерты, классику. Все впитывал. Правда, поучился в школе в Майами, потом в 2012 жил в Гарлеме.
— В Большом Яблоке сложно было конкурировать? Пробиться?
— Да все всегда зависит от внутреннего состояния! Как только ты понял, что конкурировать вообще-то не с кем, кроме как с самим собой — тут-то все стены и падают. Я вот лично ни с кем не конкурировал и не соревновался. Делал свою фишку. Не пытался стать Монти Александером или Оскаром Питерсоном или Артом Тейтумом. Я безумно уважаю этих великих людей, но я хотел быть собой. Сообщество — тоже секрет успеха. Но! Успех — это что?
— Для джазмена кормить семью — уже успех, вау.
— (Смеется) Да, зарабатывать этим на жизнь, а еще видеть мир, общаться с интересными людьми вроде Игоря Бутмана… Вот вчера мы с Игорем взяли да позвонили самому Уинтону Марсалису: «привееет, я Грег, я у Игоря в Москвеее!» (смеется).
Да, у всех разное понятие об успехе: деньги, семья. И у меня самого разные идеалы. Каким я буду через 10 лет? Ведь к тому времени все изменится: я, моя семья, мировая политика, американская экономика…
— Тебя это волнует?
— Нет, не это. Я к тому, что надо все время приспосабливаться, изменяться — короче говоря, держать ум не зашоренным.
— Да уж: последние годы мы только тому и учимся, чтобы не удивляться бесконечным «черным лебедям». Вот ты же, повторюсь, успешный: молодой, со своим трио с мировых турне…
— Но это не дано сразу в руки. Учился у людей. Учителя были отличные. Сам тяжело работал: годами писал сотни писем, кто я и что я. «Дайте концерт!» Я до сих пор сам себе менеджер. Турил с Крисченом Макбрайдом, Хьюстоном Персоном, Бенни Голсоном, Джимми Хитом, трио Джими Коббса. Во всех мыслимых форматах залов…
Тут важна «химия» с музыкантами. Тогда результат получается большим, чем ты плюс другие музыканты. Мы в трио развиваем и нашу музыку, и импровизационную сцену в целом. Для меня это самое важное — для этого я готов трудиться. Сообщество важнее всего. Это все для меня!
— Ты прирожденный лидер?
— Думаю, что да. Умею управлять и принимать решения, отвечать за них. За неправильные в том числе. Но умею и слушать, и вписываться в другие коллективы. Тут такой тонкий баланс. Короче говоря, все хорошо в правильных пропорциях.
— Ты помнишь момент, когда понял: вот это — моя композиция, я — музыкант, и она стоит того, чтоб мир ее услышал?
— Я помню чувство уверенности. Но да, нужна еще и уверенность посмотреть в зеркало и оценить себя: я смогу?
Я в школе играл в ресторане. То есть очень постепенно развивался, все шло естественно. Не так, что утром проснулся: ну все, я готов. То «утро» продолжалось с моих 19 лет по 21 год. Где-то в колледже пришло: да, мне есть что сказать, и если нескольким людям понравится — значит, все не зря и оно того стоит.
Правда, был один поворотный эпизод. Прямо-таки знак. На одном конкурсе я сыграл свою балладу. И пианист Данило Перес, выдающийся мастер, подошел ко мне и говорит: чудесная баллада, я прямо расплакался! И я подумал: вот если уж сам Данило Перес так реагирует на твою музыку, то она и вправду чего-то стоит.
— Джаз всегда считался камерной музыкой, но в прошлом году его и вовсе загнали в спальни. Ты сам с группой регулярно выходил в YouTube с концертами. Это правильный контекст или все же компромисс?
— Кто сказал, что джаз обязательно камерный? Просто так получилось. Да, мне нравится играть в клубах. Там интимная атмосфера, там хорошо слышно все инструменты. Но и большие площадки — прекрасно. И да, стиль меняется под влиянием контекста. Но давайте не забывать, что ранний джаз играли в борделях Нового Орлеана. Вот, знаешь, YouTube — это по-любому лучше, чем бордель (смеется).